Кое-как нашли Енисейский тракт и покатились по нему к своей цели – небольшому посёлку Большая Коса на берегу маленькой речки Косушки.

Сначала они стояли перед окошечком на коленях, подложив под них свёрнутые спальники, смотрели на дорогу и разговаривали, а Сойка втискивалась между ними, пытаясь лизнуть в лицо то одного, то другого. Вадим прогонял её, стараясь придать голосу суровость, но собака, чувствуя, что на неё не сердятся, повторяла попытки хоть кого-нибудь поцеловать. Наконец неудобная поза остудила любопытство. Вадим сел спиной к окошку и с наслаждением вытянул затёкшие ноги, а Андрей и вовсе разложил свой спальный мешок вдоль левого борта и лёг на него, подложив под голову рюкзак. Сойка отвоевала для себя кусочек этого ложа, положила голову на передние лапы, удовлетворённо вздохнула и замерла. Так они и ехали бо́льшую часть пути – молча, не глядя на дорогу и думая каждый о своём.

Начальник партии думал о техническом задании. В нём были гектары, на которых нужно будет определить истинный состав и истинный же запас древесины по каждой, как любил он выражаться, позиции. Потом, уже зимой, написать проект с рекомендациями по характеру и объёму хозяйственной деятельности на обследованной территории. А ещё он мечтал выполнить натурные работы чуть раньше даты окончания командировки. Чу-у-ть-чуть раньше. Хотя бы на недельку, а лучше на две. Тогда, если тут уже ляжет снег, можно будет добыть десяток хороших серебристых белок, а то и несколько соболей на шапку. А то, глядишь, и пушистую лисицу жене на воротник. И потом охота – не только добыча, это… охота, и слово это не напрасно сродни таким словам как «желать» и «хотеть».

Он посмотрел на дремлющую рядом с Андреем собаку и невольно прошептал вслух: «А лучше на две». Но Андрей за шумом мотора и шуршаньем колёс не расслышал этих слов. Он думал о том, что глубокой осенью, почти зимой, вернётся домой матёрым полевиком. А там его встретит Нина… Нина, Ниночка. И всё будет за-ме-ча-тель-но! И небо над ними будет в алмазах.

Сойка слышала шёпот хозяина, но ей не нужно было проникать в смысл его слов. Она видела, как он упаковывал ружьё. По его волшебному запаху она знала, что ружьё здесь, в машине. А это значит, что всё будет хорошо. Она будет находить белок, соболей, разыскивать норы енотов, распутывать лисьи следы… В общем, прекрасно проведёт время.

В Большую Косу они прибыли в начале шестого, где сразу всем нашлось пристанище. Чете Мутовкиных с собакой и шофёру предоставили ночлег в лесхозе, а Андрею посулили койку в единственной местной гостинице с гордым названием «Дружба», где уже жили два инженера экспедиции.

Прежде чем разойтись отдыхать, они всей компанией посетили ближайшую столовую. И только там Андрей, жадно поедая котлету с картофельным пюре, вдруг вспомнил, что ест сегодня первый раз. Весь этот долгий день он только однажды, когда копался вместе с шофёром в моторе, почувствовал голод, но потом совершенно забыл про еду. И тут же вспомнился отец, который все его жалобы на трудности прерывал словами: «А во время войны…» – и так далее.

В гостинице его поджидали две неожиданности. Первая, пустяковая неожиданность состояла в том, что номер был не просто многоместный, а очень многоместный – в большой комнате стояли в три ряда аж восемнадцать коек! Но по сравнению с армейской казармой этот номер не велик. Андрею досталась койка в самой середине. «Не беда, – подумал он. – Значит, буду тут центром всего». И тут подоспела вторая неожиданность и сразу притушила его оптимизм. Койка была застелена белоснежным бельём! А Андрей уже и думать забыл о том, сколько сажи и копоти собрал он на себе за десять дней путешествия! Душа в гостинице не было. Конечно, отец сказал бы, что во время войны месяцами не мылись, но если завтра утром на этом белье останется грязный отпечаток его тела и все остальные семнадцать постояльцев увидят эту позорную печать, кто им про войну расскажет? Ведь отца-то рядом нет. Неудобно будет.