. Я, знаешь ли, даже в иной раз бьюсь в догадках: как только она решилась приютить Настю? В сущности это было существо жалкое, маленькое – что же заставило её взять на себя такую ношу? Я и мои прошения тут точно ведь не при чём, ибо меня маменька никогда не слушала да и не послушалась бы. Что же тогда?.. что?..

Катенька. Право, мне сложно на это что-нибудь сказать.

Мирослав. Эх, и не надо ничего говорить, Катенька… Тут уже не к чему говорить.

Катенька. Я уверена, у вас с ней ещё всё наладится.

Мирослав. (Со снисходительной улыбкой). Хорошая ты, Катя… Ты ведь такая же, как я.

Катенька. Что вы! Вы вон какой! А я так-с… Всего только.

Мирослав. Да что есть в этих титулах! Сердце у тебя доброе, Катя. Это важнее всего. И мечтаешь ты, будто как я же…

Катенька. Что вы, Мирослав Григорьевич, перестаньте.


Раздаётся звонок.

Явление VI

На шум звонка в залу прибегает Наталья Андреевна.

Катя идёт отворять дверь.


Наталья Андреевна. Что такое, Катя? Кто пришёл?

Катенька. Алёна Степановна!

Явление VII

Входит Алёна Степановна.


Алёна Степановна. Доброго утречка!

Наталья Андреевна. Будьте здоровы.


Наталья Андреевна и Мирослав недовольно переглядываются между собой.


Мирослав. Я, пожалуй, пойду. Проведаю Настю.

Наталья Андреевна. Не ходи к ней.


Пауза.


Мирослав. Что ж… ладно…


Уходит через центральную дверь.

Катя вслед за ним.

Явление VIII

Алёна Степановна. Вы снова поругались?

Наталья Андреевна. Право, я уже не знаю, что с ним и делать. Сегодня ни за что ни про что обидел Настеньку.

Алёна Степановна. Он прилежный молодой человек, и я уверена, он не хотел нанести обиды. Быть может, не нарочно…

Наталья Андреевна. Да что тебе его оправдывать?

Алёна Степановна. Он бывает, конечно, остёр на язык, да только едва он намерен сделать какую-нибудь неприятность.

Наталья Андреевна. Не намерен, говоришь? Не намерен? Он сегодня ясно высказал сестре, что жених её, видите ли, якобы подлец. Молодые уже месяц помолвлены, а он позволяет себе такое говорить!..

Алёна Степановна. Довольно тебе на него так серчать. В сущности, он ведь ещё подросток, совсем юный. Что-то ему может быть ещё не понятно, где-то он, может, поведёт себя неманерно, не так как нужно, но всё это только лишь от незнания.

Наталья Андреевна. В том и дело, что он истинный дурак, а я и ума не приложу, что с этим самым дураком делать. Он будто совсем не намеревается взрослеть: всё выдумывает какие-то сказки, притчи, всё время указывает, что верно, а что не верно, руководствуясь своими, только ему понятными, доводами. Ведь вдумайся: могут же у меня быть какие-нибудь заботы, помимо имения! Вдруг я вовсе уеду из села, стану жить в каком-нибудь Петербурге или хотя б просто в уездном городишке, это не важно! В конце концов, я женщина хоть и не старая, а уже и не совсем чтоб молодая, Бог весть, что со мною приключится завтра. И могу ли я быть спокойна, когда знаю, что мой прямой наследник, уж прости меня, болван! Ну могу ли я доверить ему хозяйство, дом, землю, когда он только и способен что кричать направо и налево свои выдумки? Он ведь ветреный, самый что ни на есть ветреный. Такой мало того сам не уследит, так ещё и обманется: попадётся какой-нибудь прохвост, прознает, что у нас такой дурень всем имением располагает, так вокруг пальца за нос того обведёт и аккурат всё поместье оттяпает! В его года уж взрослеть надо, а он всё ребёнок.

Алёна Степановна. Ты слишком к нему строга. Уж в его возрасте свойственно увлекаться какими-нибудь идеями, пусть даже и смешными.

Наталья Андреевна. А ты к нему слишком снисходительна.

Алёна Степановна. Уж что поделать: я знаю его с самых пелёнок, он мне, считай, что родной сын.