– А про жвачку не врешь?

– Нет. Если я обещал, то исполню. Ты меня знаешь.

– Ну ладно, – согласился Степка.

– На, свою шапку-то.

– Давай, только не обманывай.

Степка протянул к отцу свою тонкую, несмелую руку.

– Я ведь тебе не враг, – отдавая сыну шапку заговорил отец каким-то чужим хрипловатым голосом. – Я вас с мамкой обоих люблю, добра вам желаю. Можно сказать, ради вас живу. А вы этого не понимаете. Не любите меня.

– С чего ты взял?

– Не любите, я знаю… Отца родного презираете… А за что?

– Ну вот, зареви еще.

– И зареву. Довели вы меня. Оба с мамкой. Довели, нечего сказать!

– Ну, пап!

– Чего… Обидно ведь мне тоже. Я обычный человек… Не бизнесмен какой-нибудь, зарабатываю мало.

Отец грязной рукой отер со щеки крохотную слезу.

– Ну, перестань, пап. Дрова вечером поколю, только перестань. Перед людьми неудобно.

– Не перестану… Обидно мне, – почти шепотом проговорил отец. – На работе устаешь, как собака, да тут еще вы наседаете.

Анькин отец, наверное, никогда не плачет. Ему незачем. У него все есть. Машина, дом, магазин на главной улице. Он ни с кем не ссорится из-за пустяков. И спорить с ним незачем. Он всегда прав. Когда Степка видит Анькиного отца, проезжающего по селу на ярко-красной машине, то у него всегда сердце замирает от восторга. Анькин отец в сорок лет кажется Степке красавцем. Даже седина на висках его почему-то не портит, а украшает, пышные усы придают солидности. И не понятно, почему так легко ему все дается.

Вот и Анька тоже такая же. Она с первого класса стала отличницей. На фортепиано свободно играет, красиво поет, стихи рассказывает на школьных вечерах. И все у нее получается, как бы играючи, как бы само собой, без особых усилий. И, ведь странное дело, иной раз за уроками Степка больше времени проводит, чем она. Он еще не успеет к одному уроку как следует подготовиться, а она уже на улицу выходит. Уже бежит на реку в коротеньком шелковом платье, и вид у нее при этом такой беззаботный, что даже обидно.

Анька любит лето. И Степке лето тоже нравится. Летом Степкин отец, как все люди, работает плотником, и хотя часто выпивает, пропить все заработанное не может. Теплыми летними вечерами отец ездит косить траву для коровы в кустах у заброшенной дороги. Иногда берет с собой Степку. Усаживает его на заднее сидение своего «Минска» и дает газу до отказу. Мотоцикл при этом ревет, как бешеный, и несется по пыльной дороге в желтое море июньского вечера. У Степки от страха и радости замирает сердце. Он обнимает отца за спину и сильно прижимается к нему, чтобы не свалиться ненароком. В такие минуты Степка очень любит отца. Вот, наверное, и Анька так же себя чувствует, когда едет с отцом на машине. Хотя Анька – это мечта. До нее далеко, как до неба. Она такая же загадочная, как та красивая и печальная женщина с ребенком, которая нарисована на куполе полуразрушенной церкви. Эта женщина босыми ногами ступает по облакам, а седовласые старики кланяются ей в пояс. В старой церкви однажды Степка повстречал Анюту. Тогда он забрался под самый купол храма по винтовой лестнице, и стал с интересом разглядывать настенную роспись. Яркие краски его заворожили, он погрузился в медлительное созерцание и не заметил, как в церковь вошла Анька. Она приблизилась к уцелевшим частям алтаря и стала смотреть на древние лики святых. Потом подняла одну руку, чтобы поправить свои курчавые волосы, и ее тонкий локоть ярко блеснул в случайном солнечном луче, который пробился в церковь откуда-то с боку. Потом Анька отошла от алтаря и слегка притопнула ногой по мраморному полу. Громкий звук, похожий на шелест крыльев улетающей птицы, поднялся под самый купол и опустился обратно дробным эхом. Анька притопнула еще раз, потом еще, и вдруг поплыла по полу в медленном танце, напевая что-то себе под нос. Степка в это время заворожено следил за ней. Ждал, что будет дальше. Но Анька неожиданно перестала танцевать, постояла немного без движения, потом крадучись, шмыгнула в самый темный угол и быстро присела там. Притихла. А немного погодя до Степки донесся странный журчащий звук. «Так вот зачем она пришла сюда», – запоздало и разочарованно подумал он. С досады шаркнул ногой о каменную ступень, потом негромко кашлянул в кулак и увидел, как испуганная Анька серой птицей упорхнула в дверной проем, оставив после себя на полу небольшую темную лужицу. После этого он уже не смотрел на Аньку с завистью. Она стала для него, как все. Не лучше и не хуже. Да и отец у него вскоре пить бросил. У отца обнаружили язву желудка. Теперь он ходит по дому с виноватым лицом и говорит матери, что ей с ним недолго осталось маяться. Скоро ему крышка.