– Так оно и было. Доживём до завтра, я могу оказаться в настроении травить байки.

– Это славно. – Старик повернулся к собаке, сделал какие-то жесты в потёмках, на что та довольно гавкнула.

К вечеру они организовали импровизированную землянку внутри серьёзных размеров бурелома. Корень крупного дерева был вырван с землёй так, что под ним можно было спать. Вокруг было много мха, растущего на сокрушённых ветром стволах. Снега почти не было. Даже впотьмах можно было видеть какие-то грибы, растущие рядом, псарь непременно ими заинтересовался. Ездовые животные недоверчиво обнюхивали друг друга, в то время как Дива бесновалась у них среди ног, рискуя попасть под копыта, Богород то и дело прикрикивал на неё, но старая борзая не отзывалась.

– Глухая стала, зараза, – говорил старик, срезая грибы небольшим ножом.

Когда же собака повернулась к хозяину, тот сделал пару невнятных жестов, после которых та смиренно легла рядом, высунув язык. Эртур погладил её по жёсткой чёрной шерсти. «Сколько ж ей лет? – подумал он, прикинув, какой путь она проделала за день».

– Как она понимает? – поинтересовался Эртур, попутно складывая крупные камни в кострище.

– Давно научена. Не слышит уж ни черта, но жесты помнит. Так у нас и вышло, что я глаза потерял, а она – уши. Дополняем друг дружку на старости лет.

Эртур понимающе хмыкнул:

– А лет тебе сколько, Богород?

– Столько не живут, юноша.

– Секретом на секрет? Моё почтение.

– Глядишь, завтра у меня будет настроение о возрасте толковать, – самодовольно прыснул псарь, складывая охапку пятнистых жёлтых грибов рядом с кострищем.

Следующий час они занимались обустройством ночлега. Собирали мох, дрова, у Богорода с собой оказался небольшой котелок, который он торжественно достал из мешка. Эртур бродил, периодически улыбаясь. Впредь он был не столь обременён наличием спутника. Не так и плохо оказаться в глуши с человеком, который настроен дружелюбно. К тому же, можно было рассчитывать на Диву и спокойно сопеть. Обоняние собака ещё не потеряла.

– Похлёбка почти готова, чего ты там? – кричал старик уставшим голосом.

– Дело важное, погоди, – ответил Эртур, вешая между деревьями едва заметную леску, на которой располагались небольшие медные колокольчики, слегка покрытые коррозией. «Спасибо, Марло, до такого я бы сам не догадался, – сказал он про себя».

Он закончил с приготовлениями, после чего вернулся к костру.

– А как я могу быть уверен, что не умру от этих грибов? – спрашивал Эртур.

– Никак, – отвечал псарь, помешивая оловянной ложкой съестное, томящееся в чёрном котелке. Он подул на ложку, попробовал. – Ты можешь лишь довериться моему опыту и искусству, но учти, я слепну, а потому мог их спутать с похожими ложными грибами – те точно ядовиты. У меня как-то сноха приготовила такие, с нужника лет пятьдесят не слазил, думаешь, отчего я такой старый и до сих пор не помер?

– А что, если ты слепнешь от таких грибов? – говорил Эртур, вороша угли веткой.

Старик развёл руками, забрызгав каплями с ложки Диву, та мгновенно встрепенулась, изойдя жалобным лаем.

– Прости, дорогая, – обратился к ней с жестом старик. – Что до грибов. – Он тыкнул ложкой в Эртура. – Они, по крайней мере, вкусные.

– Поверю на слово.

Псарь не соврал – блюдо оказалось до того приятным, что запах его даже рвался заглушить ядрёную смесь из псины, лошадей и немытых тел. Попытки были тщетными, но за старание Эртур мысленно поблагодарил похлёбку, попутно несбыточно погрезив о бане.

Сон никак не хотел приходить, мысли о Кресте раз за разом опутывали сознание, не желая отпускать. Когда же их удалось отпугнуть, сон грузной наковальней обрушился на голову Эртура, явя собой следствие размышлений о прошлом. Обрывистые сновидения сменялись одно за другим, то и дело неукоснительно чеканя знакомыми образами. Лица мёртвых заставляли просыпаться в холодном поту, а затем вновь безропотно проваливаться в этот склеп мыслей, обрамлённых тревогой и ужасом.