– Ну, гады! Не промажу! – выдохнул он из себя.

Он размахнулся что было силы, ощутив на тонком хлыстике удилища нарастающую инерцию блесны, и кинул ввысь в водоворот из тел. Черные лохмотья страха разлетелись, пропуская молнию сверкающей блесны. Вспышка от блесны резанула стаю, птицы разлетелись в стороны, они опять успели увернуться. Блесна на излете шлепнулась в воду.

– Ну, давай скорей, еще, еще давай. Мотай быстрее леску. – Рыбак с остервенением наматывал на катушку леску, окровавленные пальцы скользили, отчего он их сжимал сильнее. Сколько раз он кинул в птиц блесной, со счета давно сбился. – Всё мимо. Верткие заразы.

Рыбак был один, а гадкой неуёмной птицы гвардия без счета и конца. Шапка свалилась с головы, он чуть не затоптал её в порыве битвы. Глаза его налились злобой и метали искры способные разжечь костер из толстых веток. Рыбе доставалось жутко, некуда укрыться. Бакланы с дикой и свирепой силой нападали и клевали крючковатым, острым клювом тело рыбы, стараясь всякий раз попасть в глаза. Вода вокруг бурлила страстью тел и крыльев. Черная напасть не собиралась отступать, призывая мерзкий смрад голодных птиц со всей округи. Смерч из птиц взвивался над рекой столбом как улей, растревоженный медведем. Закручиваясь вихрем, туча птиц разрасталась и густела мраком, а потом опять стала быстро приближаться, ринувшись в последнюю атаку напролом, лавиной.

Рыбак размахнулся что было силы и метнул блесну в самую середину этого мерзкого скопища черной напасти. Искрящаяся на солнце тяжёлая блесна, словно стрела, пронзила тучу, разделив её на части, рассекла её, как острый меч, и ударила в грудь одной из птиц. Облако из перьев разлетелось в стороны, пух полетел, как из подушки. Птица кубарем упала в воду. Баклан упал на воду рядом с рыбой, та её куснула, схватив за шею. Острые клыки и злой рывок оторвали голову у птицы. Тело и голова поплыли отделившись. Вода на перекате разносила кровь и перья.

Стая осознала, что побита, не достать тайменя, и спасалась, разлетаясь дальше по реке. Рыбак был победителем, он кричал ей вслед проклятья, радовался жизни, как мальчишка. Тот, кто охотился за рыбой, стал неожиданно её защитником. Рыбак не стремился к тому, чтобы поймать и съесть рыбу, он её спасал. И спасал удачно, самоотверженно, с какой-то дикой страстью, не похожей на азарт рыболова.

Рыба стояла всего в двух метрах от него, была измотана, изранена и еле шевелила плавниками. Рыбак расчувствовался, он был готов подойти к рыбе и пожалеть её как домашнего кота. Таймень дышал порывисто, часто раздувая жабры. Сердце ещё не остыло после драки и билось, как у борзой собаки после гонки. Несколько перьев застряло на клыках, но он этого даже не замечал. Его ошеломила та развязка, о которой он даже не мечтал. Он был готов смириться с участью, погибнуть, но враг-рыбак пришел на помощь, это было неожиданно, ласкало душу.

– Как поблагодарить его, как выразить признанье? Попасться на крючок? А вдруг как не отпустит с поцелуем и съесть захочет? Вдруг он не тот любитель нежности и благородства страсти? Тогда в чём жизни смысл, зачем спасался? Чем осчастливить рыбака? – гадал таймень.

Таймень подплыл к ногам рыбака поближе и, высунув голову из воды, протянул застрявшие в зубах перья. Пусть будут сувениром схватки и спасенья.

Рыбак, хлюпая ногами по воде, подошел к благодарной рыбе, взял перья и, опустив в воду руки, стал гладить рыбу, провел по тому месту, где жировой плавник и понял – это Меченый. Опять судьба свела его с тайменем. И рыба, вдруг учуяв знакомый запах, поняла, что встреча не случайна – это Гриша.