– Видали мужичка? – Ефим показал на незнакомца глазами. – Держитеся от него подале, ребята!

– А что так?

– Прощелыга известный.

Прощелыга? Хм… А ты-то сам кто?

Миша ухмыльнулся – кажется, Сбыслав был прав – вербовщиков тут хватало.

Вот и сидели теперь в корчме все четверо: Ефим, парни, Михайла. Угощал Ефим – ну как же!

– Пейте, пейте, робята… Так, говорите, сироты? А ты, Миша?

– Тож в разоренье впал.

– Ничо! Ничо! – с ласковою улыбкой Ефим потрепал Михаила по плечу. – Авось, найдутся добрые люди, парни. Ну, еще по кружечке?

– Да хорошо б…

– Добро! Эй, человек… Человеце!

Вот уже и не пиво на столе. И на мед – на вкус – не очень похоже, скорей, на дешевый портвейн – такого же рода пойло.

– Чего это, Ефиме?

– Медок переваренный… Пейте, парни, – весело будет!

– Ну, разве что – для веселья… Слушай, Ефим… а тута, в этой корчме, заночевать можно?

– Ужо сыщем, где вам ночевать. Сыщем!

Ефим хохотал, подливая. Миша помотал головой – шумело уже не хуже, чем с паленой водки.

– Вы чего умеете-то? – исподволь выпытывал навязчивый доброхот. – Ну, окромя крестьянской работы…

– Я – в колокола бить могу!

– Хм… в колокола…

– А язм – охотник.

– Охотник – это уже лучше. А ты, Миша?

– Я по-разному, – Михаил улыбнулся. – И швец, и жнец, и на дуде игрец.

– А по-серьезному? – взгляд у Ефима был вовсе не пьяный, внимательный, цепкий.

– По-серьезному – мечом махать приходилось, и вообще, много чего…

– Славно! Вот это – славно! Эй, малый… давай еще перевар! Пейте, ребята, пейте! А насчет ночлега не беспокойтесь. Посейчас на усадьбу пойдем… К знакомцу тут одному. Там и переночуете да – ежели повезет – так и счастие вам будет.

– Какое еще счастие? – пьяно ухмыльнулся Мокша.

– Ужо увидите сами…

Михаил так и не понял – с чего вдруг возникла драка? Ну прямо на пустом месте. Вот, только что сидели все посетители за длинным-длинным столом, болтали, некоторые уже и песни мычали, и вот те… Мишин сосед слева – здоровый пегобородый мужик – ка-ак зарядит тому, что напротив, в ухо! Бедняга и с лавки – хлобысь! Только ногами задрыгал.

А здоровяк не унимался, вскочил на ноги:

– Ах вы ж, тварюги! Обмануть меня хоцете?

Не глядя, махнул рукою – Миша с Ефимом враз на пол слетели – схватил скамью, да ка-ак швырнет ее на обидчика… Или, уж верней – на обидчиков. Те, естественно, не стерпели – тут и пошло, поехало.

Михаил едва успел вскочить, как – вот тут же! – в ухо прилетела плюха! Да такая звонкая, что аж сразу захорошело, и перед глазами поплыли малиновые, желтые и ядовито-зеленые звездочки и круги… непонятно, от чего – от плюхи или от перевара. Тем не менее Миша на того мужичка, что его зацепил, обиделся и, подножкой сбив нахалюгу с ног, набросился на того, схватив за грудки:

– Ты что это творишь, рожа?

Занес кулак… А был Михаил парень внушительный… Да и три раза в неделю тренировался с ролевиками – помахай-ка мечом, этакой железякой – вмиг мускулы нарастут.

– Не серчай, православный… – загнусавил лежащий мужик. – Обознался.

– Ну, вот то-то же… – вся злость уже у Миши сама собою прошла, рассосалася – уж больно смешно выглядел поверженный вражина – экий коренастенький мужичок в разорванной на груди поддеве недешевого немецкого сукна – в этом Михаил уже разбирался – и с аккуратно подстриженной «профессорской» бородкою, такой же, какую носил когда-то завкафедрой истории Древнего мира.

Миша оглянулся: драка не затихала, но переместилась на середину залы, и уж там, без всяких помех, продолжалась…

– В ухо, в ухо ему, Мелентий! – радостно подбадривали зрители. – Да размахнись же! Не жалей!

– Как не жалей? Все ж хрестьянска душа!