Старик вывел из подсобного здания лошадь и привычным движением вскочил в седло.

– Через неделю! – сурово напомнил он и выехал со двора.

Амбро сладко потянулся и подмигнул рабыне-лонарке. Впереди был целый день, который он наконец-то мог потратить на что-то бесполезное.

Девушки стирали белье в ручье, подвязав подолы платьев к поясу. Над журчанием воды негромко звучала керронская женская песня. От картины веяло традициями и умиротворением.

– Псст! Псссст!

Кира удивлённо глянула в кусты, туда, где ивы подступали к самой воде и окунали ветви в воду. Заросли немного шевелились, выдавая спрятавшегося там человека.

– Пссст! Кира!

Бултых! Кажется, кто-то с размаху наступил ногой прямо в воду. Из кустов послышалось ругательство. Девушка уже поняла, кто это. Улыбнулась, разогнулась и отошла от девичьей компании, поближе к кустам.

– Ты зачем там прячешься, дурачок, – засмеялась она, хватив себя руками по коленям.

– Тише ты! Долгая история. Встретимся сегодня?

– Давай! Там, где растет страшное дерево. Я тебе показывала. Вечером.

– Хорошо!

Шебуршание в кустах удалилось, и мельникова дочка вернулась к стирке белья.

– Ты совсем пропал, – сказала она укоризненно, подходя к дереву. Амбро сидел там, на расстеленном у корней плаще, расслабленный и довольный. Он приглашающе распахнул объятия, и девушка с готовностью прильнула к нему. – Заперся в доме у этого старика, носа наружу не кажешь! Что случилось?

– Это долгая история, дорогая. И я в ней сам ещё до конца не разобрался. Хочешь вина?

– Не откажусь!

Они разлили по глиняным кружкам из кувшинчика. Чокнулись, пригубили, закусили сыром брачетто со вкраплениями томата и перца.

– Тебе досталось от отца за ту ночь, когда мы… Ну, скажем, погуляли?

– Ещё как досталось-то, – засмеялась девушка. – Папа был просто в ярости. Обещал, что голову тебе оторвёт. Так что лучше не попадайся ему на глаза.

– О, я и не собирался. Понимаешь, Кира, я был очень занят. Один сумасшедший дед решил сделать из меня супер-воина и спасителя государства, поэтому я почти месяц кушал одну курицу с яйцами и пил фиолетовые помои сорокалетней выдержки. Было сложно, но я, кажется, справляюсь. И теперь, как только выпала свободная минутка, я сразу как стрела помчался к самой прекрасной девушке по эту сторону моря.

– Дурачок!

Амбро сам не понимал до конца, что именно привлекает его в Кире. Она была симпатичной, это верно, но она была самой обыкновенной деревенской девушкой. Веселой, с прелестными рыжими волосами, смешливой и доступной. Даже, вероятно, слишком доступной. Может, именно это его и привлекало?

Расшнуровывая ее платье и вдыхая свежий аромат ее волос, Амбро старался не думать, сколько писюнов в ней побывало за прошедший месяц, пока он тренировался.

– Ого! А ты сильно изменился! – удивилась Кира, когда он снял рубашку. Посмотреть было на что: синяки всех оттенков радуги, а кроме того – поджарые и окрепшие мышцы.

– И, видно, сильно соскучился, – это она стянула с него штаны и ухватила прямиком за… флагшток. Дальше комментировать у Киры уже не было возможности, потому что Амбро нежно, но твердо направил ее прелестную рыжую головку в нужное русло и прикрыл глаза, наслаждаясь ощущениями и причмокивающими звуками. Стало вполне очевидно, что Кира соскучилась тоже.

«Воистину,» – подумал юноша, взглянув на ее старательную и умелую работу и артистичное лицо. «Воистину, следует благодарить высшие силы за то, что мораль и нравы нашего народа не порицают это великолепное женское искусство. Ибо…»

Что «ибо», додумать он не успел, поскольку месяц воздержания очень скоро дал о себе знать, и мысли из головы как-то сами по себе улетучились, оставив лишь сладкое послевкусие.