Следующим этапом стал ТАСС, еще тот, кондовый, советский. По протекции друзей меня приняли в Главную редакцию союзной информации, и я пока не понял, нравится мне там или нет. Неспешно вникал в суть редакционного процесса, пытался постичь хитросплетения тамошней творческо-производственной жизни, старался разобраться в характерах коллег и рабочих нюансах. Кто с кем водит дружбу, кто под кем ходит, кто кого куда или кому толкает, и прочую белиберду и бессмыслицу…

А заодно прикидывал шансы на какую-нибудь перспективную командировку, постепенно приходя к выводу, что «приличных» стран и городов в обозримом будущем не светит. Во-первых, для этого надо было бы перевестись в профильную Главную редакцию иностранной информации, во-вторых – срочно жениться или вступить в продолжавшую, несмотря не перемены, рулить партию.

Однако знакомые «гриишники» просветили, что и от их редакции для неблатных и не большезвездных «подкрышников» маячили разве что Ближний или Средний Восток, или Черная Африка. Та-ак, блата нет, больших звезд тоже. Значит, как минимум, надо стать партийным или женатым?

Записываться в коммунисты по идеологическим соображениям не хотелось. Ну вот никак не мог я принять душой, какую политику партия на протяжении большей своей истории вела по отношению к вере и верующим! А нацменьшинства? Разве может быть целый народ «контрреволюционным» или «вражеским»?! Правильно ли, что за предательство или малодушие немногих коллективная ответственность ложится на всех? И всех – женщин, детишек, стариков – выгоняют из домов, сажают в теплушки и везут в голые степи или в тайгу? А разве допустимо для «лишения противника тыла» во время партизанских рейдов сжигать целые деревни, как, скажем, в Карелии, обрекая их жителей на верную гибель в зимнюю стужу?

Жениться в принципе было бы можно, но, как на грех, никакой подходящей кандидатуры на тот момент на горизонте не наблюдалось. С моей же тогдашней пассией – упомянутой выше Еленой Юрьевной, преподавательницей из колледжа (она была постарше меня на несколько лет), отношения в силу самых разных причин постепенно заходили в тупик. Да и не поехала бы никогда, проработав много лет в Нью-Йорке, эта красивая, умная, ухоженная и утонченная женщина из дипломатической семьи, к тому же с малолетней дочерью от первого брака, туда, где война и кровь, грязь и антисанитария, тяготы и лишения, а подчас и реально дырявая крыша над головой…

Впрочем, и у меня ехать в условные Аден, Адис-Абебу или даже в какую-нибудь Уагадугу, особого желания не возникало. Ведь мои прогнозы относительно языковых стажировок в «веселых странах» полностью сбылись: больше десятка однокурсников не вернулись оттуда, или вернулись, так скажем, с большими потерями. Кто-то подорвался на мине, кого-то подстрелил снайпер, кого-то убили на боевых, кто-то сорвался в пропасть на горном «серпантине», кто-то утонул в океане, кто-то сгорел от тропических лихорадок, кому-то для спасения от потрав оттяпали пол желудка, кому-то ампутировали конечности. Самые трагикомичные случаи произошли в Мозамбике. Там одного бедолагу, боявшегося океанских акул, а посему залезшего купаться в реку, крокодил едва не утащил на дно. Другому повезло меньше – бегемот откусил ему ногу…

Да что там! Я и сам два с лишним месяца после возвращения в Москву провалялся в бреду и собственном дерьме, отхаркивая кровью неизвестную южную заразу. Выжил – чудом! (Спасла мама, доставшая нужные заграничные лекарства и упросившая врачей позволить ей быть рядом). Валялся в больничке, а не в госпитале, потому как по всем бумагам, естественно, числился гражданским, и меня по-быстрому и по-тихому отправили на родину. В самом деле, ну а чего портить статистику по боевым и санитарным потерям? А в Союзе-то, мало ли кто чем болеет? С тамошнего гражданского начальства и спрос…