Будучи изрядно хмельным, я не сопротивлялся, и, если честно, даже толком не успел ничего понять, а тем более расспросить. Ни про ее житье-бытье, ни про ее родителей. В мгновение ока я оказался в такси, а затем, после тряски по ночной Москве, у нее дома. Вернее, не дома в Мазилове, а, видимо, на ее новой, семейной, хате – где-то в районе проспекта Мира. Там на кухне, обитой деревом, она меня долго, молча, отпаивала крепким пахучим чаем из металлической коробочки, отмачивала в ванной, а потом заботливо уложила спать. Спустя какое-то время легла и сама…

А потом… Потом была ночь страсти и нежности, а, если хотите, и любви. Несостоявшейся, нерастраченной… Выпитое спиртное, как это ни странно, не препятствовало проявлению чувств, не умаляло сил, а скорее, наоборот, способствовало остроте восприятия и сладости ощущений. Помню, под утро, Светка бережно теребила мои волосы и шептала без своего дурацкого “honey”: «Наконец-то я дождалась, хороший мой…». Из глаз ее текли совершенно неподдельные слезы радости и одновременно печали…

После утреннего кофе, когда мне уже надо было ехать военкоррствовать, Светка нежно поцеловала меня и сказала:

– Майкл, мы больше не будем с тобой видеться, хорошо? Сам понимаешь, honey…

Я кивнул и лишь спросил:

– Телефон-то оставишь?

Она отрицательно покачала головой.

Вздохнув, я медленно, стараясь запомнить каждую ямочку и складочку ее кожи, погладил Светку по щекам и шее и поспешил на службу…

…Почему я в тот день, сидя в ТАССе и глядя в окно на храм Большого Вознесения, где, по преданию, венчался Пушкин, вдруг вспомнил свою подругу детства? Не знаю. Как говорится, «навеяло»…

Я закончил считку горбачевской речи и отнес «свой» отрывок шефу, после чего развалился в компьютерном кресле (ТАСС уже в те годы был оборудован довольно шустренькими венгерскими компами «Видеотон») в ожидании дальнейших указаний. И тут раздалась телефонная трель, которая вывела меня из описанных воспоминаний. Я поднял трубку. Звонила Светка.

– Это я, Майкл, здравствуй! – послышался в трубке знакомый голос. – Не удивляйся, что я тебе звоню по рабочему номеру. Его тетя Валя дала. Я ведь тебе сначала позвонила домой, но она сказала, ты на работе. Вот, хорошо, что застала…

– Здравствуй, Света! – воскликнул я. – Неожиданный звонок.

– Ну, что там твой ТАСС, всё еще уполномочен заявить, или как? Номенклатурствуешь помаленьку, honey? Пайки, служебные авто с вежливыми стукачами-шоферами, пропуска в цековские распределители и столовые, спецполиклиники, скучные фэйсы партийных бонз…

– Хм, не без этого, – усмехнулся я с некоторым удовольствием. – Сегодня, вот поутру первый секретарь МГК подвез до работы на своем «членовозе» – мы на строительстве очередной станции метро были. Я потом репортаж накатал для дневного выпуска новостей… Кстати, вполне нормальным показался этот новый первый. Говорят, хороший мужик и крепкий хозяйственник.

– Ой, honey, – услышал я в трубке Светкин вздох, – неужели ты и вправду думаешь, что там есть «нормальные», а тем более «хорошие»? Чтобы достичь такого положения, представляешь, скольких он подсидел, скольких сдал, скольких заложил, скольких обманул, скольких сожрал, скольким настучал по голове, а перед сколькими прогнулся, скольким пролизал зад…

– Ну, не скажи…

– Да, ладно, болт бы на них всех, как говорят твои переводяги! Я-то, собственно, на минутку, если так можно сказать, по делу…

– Весь внимания. Что-то случилось?

– Можно сказать и так. Я ведь в «Шарике», ну в «Шереметьево». Вот, выбежала перед таможней позвонить подруге и тебе, попрощаться. У меня через два часа самолет.