Спустя годы Джулио вспоминал этот день с удовольствием. В одном из писем 1638 года он так описывал свои впечатления: «Я говорил на публике более четверти часа. Каждый был согласен с тем, что я произносил, и начинал выражать свой восторг. В хаосе беспорядочных выкриков стало трудно отличить француза от испанца – все стали братьями по крови, армии обнимались…»

Долгожданный мир был заключен – испанцы покидали Казале, имперские войска – Мантую, закреплявшуюся за герцогом де Невером. Ришелье проникся еще большей симпатией к итальянцу-дипломату и официально поблагодарил его. Заметим, успех Джулио был во многом обеспечен стечением обстоятельств: на севере Германии уже появился со своими дисциплинированными солдатами, взятыми впоследствии за образец для армии вождя Английской революции Оливера Кромвеля, грозный для Империи шведский король. Но его великолепные качества дипломата уже ни у кого не вызывали сомнения.

Война завершилась, и вновь за дело взялись политики. В 1631-1632 годах при посредничестве Мазарини был заключен ряд выгодных для Франции соглашений с Савойей и властями Турина. Они подтверждали достигнутые договоренности в Регенсбурге и предоставляли беспрепятственный проход французским войскам через Северную Италию. Так переговоры, которые вел Джулио Мазарини, помогли на время успокоить Мантуанское «осиное гнездо» и освободить всю неиспанскую Италию от любых иностранных войск.

В литературе распространено мнение, что с начала 30-х годов Джулио Мазарини становится тайным агентом Ришелье. Мы этого наверняка сказать не можем. Не будем, поэтому, делать никаких далеко идущих выводов и сенсаций, ибо эта версия ничем существенным, кроме конфиденциального тона писем от кардинала к Мазарини, не подтверждается. Возможно, это тоже часть легенды о Мазарини.

Биографы также расходятся в том, когда же Джулио в первый раз посетил Париж. Некоторые даже относят это событие к 1629 году. Но прямых свидетельств на сей счет не обнаружено. Скорее всего, Мазарини впервые приехал во французскую столицу в январе 1631 года. Да и этот факт остается малоизвестным. Он пробыл там три месяца, выполняя поручения по делам Северной Италии, и контролировался папским нунцием в Париже Алессандро Бичи. Джулио, наверно, был настолько поглощен своими обязанностями, что совсем не оставил никаких записей о впечатлении, произведенном на него городом и его жителями. В Париже он познакомился с Абелем Сервьеном, военным министром Ришелье с 1630 года. С тех пор Сервьен, способнейший политик, становится другом Мазарини на всю жизнь. Свое впечатление о Джулио военный министр выразил Ришелье таким образом: «Этот господин Мазарини – самый достойный и самый умелый слуга из всех, когда-либо бывавших у Его Святейшества». Сервьена немало покорило и умение Мазарини разбираться в архитектурных стилях. Джулио одобрил дворец, построенный архитектором Жаком ле Мерсье на улице Сент-Оноре.

Во французской столице папский дипломат не преминул познакомиться поближе и даже подружиться с Шавиньи – молодым и симпатичным государственным секретарем Ришелье, которого кардинал тогда очень любил. Новые знакомые были почти ровесниками: Мазарини понравился Шавиньи, которому и в голову не могло прийти, что в один прекрасный день разговорчивый итальянец станет преемником и продолжателем дела Ришелье. Вот тогда появится зависть и ревность.

Несомненно, Джулио играл в Париже двойную роль. Ему, как папскому посланцу, были открыты двери испанского посольства. От посла короля Филиппа – высокомерного, но недалекого Мирабеля – он узнал о секретных переговорах между Марией Медичи и Мадридом. Скоро об этом стало известно как Урбану VIII, так и Ришелье. Оба приняли это к сведению. Джулио был вознагражден. Давая инструкции французскому послу в Риме попросить у папы пост нунция для Мазарини, Ришелье заметил: «Я не могу назвать человека, от кого бы Его Святейшество получил больше информации, чем от него (т. е. Мазарини)».