– Ладно, – ответили в отделе кадров, – понаблюдаем на что вы обе годитесь. Вначале поработайте санитарками в инфекционном отделении, посмотрим, а там переведём медсестрами.

Получили аванс в рублях и пошли на рынок, купить продуктов, присмотреться манере общения, к жестам, взять характерную интонацию, обиходные слова и фразы.

Жизнь стала налаживаться, крыша над головой, сухие дрова в чулане. Девочки под присмотром бабушки. Санитарки с первого же дня стали проявлять заботу о больных, что не осталось незамеченным. В знак благодарности местные приносили им картошку, капусту, початки кукурузы, зёрна пшеницы, яблоки, сливы.

Старшая девочка Мина утром бегала на «передовую» за козьим молоком и обратно. Она хорошо усвоила, через минное поле можно бежать только по обозначенному проходу, сворачивать в сторону нельзя, взрыв и ноги улетят далеко от тела.

Прошло уже два месяца, как они вырвались из короткого ада смертельной угрозы германской оккупации. Беглянки расслабились, освободились от гнетущего страха и унижения пришивать на одежду шестиконечные звезды. Когда им вечерком удавалось собраться всем вместе, недавнее прошлое вспоминалось уже как череда нереальных кошмаров, а воспоминания о ночном бегстве всех вообще удивляло, как им удалось это сделать.

К мирной жизни быстро привыкаешь, казалось, так будет всегда, но в один из дней ситуация круто изменилась. Бомбёжки, взрывы снарядов, треск автоматных очередей.

В конце октября 1942 года немцы взяли посёлок. От звуков гортанной чужой речи, тело Веры покрывалось мурашками, её трясло от мысли, что на этот раз её жизнь и жизни девочек оборвутся.

В ожидании появления у дома местных полицаев, молча готовилась к самому худшему. Даже мысль о том, что они внешне почти не отличаются от местных кабардинок, не снимала напряжения. А если отправят на допрос?

Бабушку по внешности сразу вычислят, а начнут допрашивать она не выдержит, признается,

– Да! Мы беженцы. С Украины мы.

В госпиталь ходила только Шура, узнать какие новости. Когда, через пару дней первая боль страха прошла, они с удивлением заметили, никто из соседей-кабардинцев и не думают выдавать полевой жандармерии этих пришлых «русских». Так прошло ещё несколько дней.

Ранним утром у калитки дома резко заскрипел тормозами автомобиль, вышел немецкий унтер-офицер и два солдата с автоматами. Подошли к калитке дома.

Шура глянула на побледневшую Веру, молча развернулась и пошла к немцам открыть калитку. Оттолкнув плечом белокурую девушку, немцы вошли в дом. Унтер, не обращая ни на кого внимания, стал ходить по комнатам, осматривать всё. Солдаты спустились в подвал, потом вышли во двор, заглянули в сарай с хламом и вернулись к машине в ожидание приказа.

Унтер изобразил довольную улыбку и на ломаном русском, спросил, кто ещё здесь есть?

Получив отрицательный ответ, похвалил Шуру за порядок в доме и сообщил, – дом отдан старшему офицеру и его денщику. Если будут вести себя тихо, соблюдать «Орднунг», следить за порядком, чисто мыть клозет, «их наружу выгнат нет».

Унтер выбрал лучшую, изолированную комнату, солдаты занесли вещи, всё разложили, застелил постель для Оберста и уехали.

Наши беженки просто оторопели от такой ситуации. Это что же за судьбинушка такая? Что же это такое, в Ессентуках были на волоске от смерти, ушли как Колобок от волка, чтобы опять попасть в его злобную пасть.

Испытав первый шок, они едва нашли в себе силы дойти до стола, сесть, собрать волю в кулак и обсудить безвыходную ситуацию.

Нет уж, сдаваться не будем, будем чистить им туалет, соблюдать Орднунг и не показываться на глаза. Разработали строгие правила, которые должны помочь спастись, а дальше, что будет то будет.