Не раздеваясь, мы прошли в большую комнату с печью, плитой и c большим обеденным столом с лавками и стульями вокруг него: прообраз ставшей модной через несколько лет кухни-столовой. Было еще две спальни, одна из которых проходная. На второй этаж не пошли, отложили на потом, поскольку все проголодались. К тому же «кухня-столовая» была единственным тёплым местом в доме. «Сухой закон» практически уже не действовал, и к Светиным уральским пельменям на стол поставили запотевшую бутылку «Столичной» и даже бутылку «Киндзмараули». Болгарский «Рислинг» показался не подходящим для снежной погоды.

И вот в такой расслабляющей обстановке появились они: головки Грёза. Первой на них обратила внимание я. Репродукции были, как мы говорили, «прикноплены», то есть прикреплены кнопками, к стене, как раз напротив меня. Сначала я удивилась, что на стене не «Незнакомка», а потом засмотрелась на них.

– Вот и мне они создают настроение, – сказала Света. – А Витя удивляется.

– Не понимаю, как за двести лет эти манерные дурочки не надоели человечеству, – в словах Виктора чувствовалась надменность поклонника и собирателя начавших появляться на рынке работ изгнанных в шестидесятые-семидесятые авангардистов.

– Чувствую себя неловко от того, что любуюсь китчем, – почти искренне смутилась я. – Но мне эти головки напомнили забавную историю, которую я услышала от знакомой.

Обстановка располагала к неспешным разговорам, и я начала рассказывать.

Мою знакомую звали Наталья Ивановна, она преподавала английский в школе с углублённым изучением английского языка. Шёл период борьбы с привилегиями, и такие учебные заведения собирались лишить статуса «специализированных». К счастью, тогда угроза миновала, но на какой-то период в них отменили конкурсный отбор, и в младших классах появились слабые ученики, не справлявшиеся с усиленной программой. Зачастую это были очень симпатичные детишки, просто углублённое изучение английского языка не было их предназначением в жизни. При всей суровости характера Наталья Ивановна жалела таких детей, пыталась приглашать их на бесплатные в то время дополнительные занятия. Но и дополнительные занятия не всегда помогали. Третьеклассница Лёля была одной из таких детей. Её любили и ею любовались все. Любовались её кудряшками, которые, несмотря на туго затянутые косички, обрамляли её лицо, её ручками с аккуратно постриженными ноготочками и розовыми ладошками, её туфельками-«сменкой», как-то особенно ловко сидящими на маленьких ступнях. Даже школьная форма, такая же, как у всех, казалось, была пошита на заказ специально для этого чудо-ребёнка, чтобы ещё больше украсить его. Такую девочку невозможно было не пригласить участвовать в спектакле школьного английского театра. Лёля так и не смогла, или поленилась, выучить слова роли (одно предложение), но успех имела: директор школы рекомендовала и в дальнейшем привлекать её к работе в театре, а старшеклассницы, участвовавшие в спектакле, спорили, кто будет выводить её за руку на сцену. Мама-переводчица привезла девочке из-за границы для спектакля нарядное бархатное платье и лаковые туфельки на маленьких каблуках, и бессловесная Лёля стала сюрпризом для зрителей. Они увидели, что такое может быть не только в кино, но и здесь, в жизни, на школьной сцене. Она была радующей глаз картинкой.

Я поняла, что Виктор заинтересовался рассказом, но не мог решить, как к нему относиться. Это вдохновило меня на продолжение.

К моему счастью рассказчика, в идиллической истории возник конфликт: Лёлина успеваемость по английскому языку была ниже требуемой в английской школе. Как обстояло дело с другими предметами, Наталья Ивановна не рассказывала, но по английскому языку девочка не успевала вовсе. Лёля не то чтобы не выполняла домашние задания, дома она, по-видимому, сидела с тетрадками и учебником за столом, но её хорошенькая головка не была предназначена для запоминания ненужных ей «can, may, must» и понимания разницы в их применении, а уж тем более письменного составления грамотных предложений. На переменах одноклассницы с восторгом рассматривали Лёлину тетрадку с домашним заданием, потому что модальные глаголы были написаны в ней совершенно без смысла, но очень красиво и даже украшены птичками и цветочками. Когда Наталья Ивановна возвращала ей тетрадку с плохой оценкой, на ресницы, обрамлявшие безмятежные прекрасные Лёлины глаза, выкатывались прозрачные слезинки и иногда медленно спускались на розовые щёчки. Наталья Ивановна оставляла Лёлю после уроков, диктовала ей правильные ответы и «натягивала» тройку. Собственно, так девочка и осталась после второго класса в школе и перешла в третий. И тут Наталья Ивановна осознала, что она сама, директор школы, старшеклассницы, подружки Лёли просто используют Лёлю для украшения собственной жизни. У них у всех есть свои дела, увлечения, жизненные вопросы, настоящие привязанности или ссоры, а у Лёли нет ничего. И она решила вызвать в школу Лёлину маму для серьёзного разговора.