Так я лежал, думал. И, наконец, я додумался. Я понял, малыш. Я понял то, что хотел понять.

Ведь если думать добросовестно, понять можно что угодно. Запомни это.

Сразу же за пониманием я увидел, отчего жизнь моя так крива. Я догадался, что я – инструмент Бога.

Я пришёл в этот мир не наслаждаться телячьим семейным бытом, кататься зимой на лыжах, а летом фотографировать город Рим. Благоустраивать дачный участок или подстригать газон около своего загородного дома. Я – инструмент.

Ты видела когда-нибудь, как работает с инструментами слесарь на СТО? Конечно, ты видела. Ты просто вспомни черную кошку в серой коробке, её чумазых котят, которых мы привозили домой купать, ты вспомни их, и мигом вокруг этой коробки возникнут стены автосервиса, встанут в полный рост синего цвета подъёмники, на которых висят машины, и начнут ходить вокруг этих машин слесаря, которые занимаются ремонтом. Ну, вспомнила? Инструмент у них в процессе работы валяется, как попало, он в следах смазки и грязи, выщербленный, ударенный сотни раз с разных сторон молотком. На то он и инструмент.

Так вот я – такой же инструмент Бога. Богу нет никакого дела, в комфорте ли я, есть ли у меня семья и много ли у меня врагов. Бог лепил меня не для того, чтобы этим интересоваться. Глупо отрицать, он, конечно, подбрасывал мне кое-что в жизни. Но ведь хороший слесарь тоже следит, чтоб инструмент не пришел в негодность. А я запросто мог. Прийти в негодность.

Итак, я изобрел Маяки.

То есть прости, немного не так. Я ничего не изобрел. Маяки существовали всегда. Я придумал, как эти Маяки продемонстрировать всем. Чтобы все увидели, что они-таки есть. И что Маяками можно и нужно пользоваться.

Теперь о Маяках оставалось только рассказать.

5.

Как я уже вам говорил, ничего, кроме пятидесяти сценариев, по которым сняли сериальное кино, моей книги и ещё живого журнала в моём творческом багаже, фактически и нет.

Рассказики и разные статьи, которые я писал для журналов и газет, очерки какие-то, работы на конкурс, дипломы на двери моей комнаты – это тоже было, но как-то совсем уж не воспринималось мной самим всерьёз. Всё это было чем-то игрушечным, ненастоящим.

Но если ещё 10 ноября в этом своём творческом багаже книгу о Маяках я никак не выделял, то сегодня, 11 ноября, книга эта уже стала казаться мне совсем немалой ценностью. Засияла, можно сказать, жемчужиной. Не меньше.

И вот передо мной сидит человек, который хочет эту жемчужину купить. Купить без моего права переиздания или дальнейшей работы над концепцией Маяков.

Купить за десять тысяч долларов.

По-моему, жемчужины стоят больше.

Тем более, что мне пришлось бы продать всё, с потрохами. Мне пришлось бы забыть о концепции Маяков.

Конечно, если бы я не видел в чемоданчике Шепетинского большого количества нарядных пачек с банкнотами, я бы, может быть, так и не думал. Но я прикинул, что с собой у него тысяч пятьдесят, не меньше. Тут же я решил, что все эти деньги предназначаются для того, чтобы купить меня и моё молчание. Просто первый заход – это как будто бы на лоха. Хотят купить дёшево. Зачем давать пятьдесят, если лох продаст за десять?

Шепетинский положил листки договора на стол, наверх положил ручку. Придвинул всё ко мне.

– Сто тысяч, – ничуть не стесняясь и глядя в глаза Шепетинскому, произнёс я. Чёрт его знает, сколько там в его саквояже. Не будем мелочиться.

Борис посмотрел на меня с печалью.

– Не расслышал?.. – сказал он, хотя было очевидно, что расслышал он всё прекрасно.

– Сто тысяч долларов, – повторил я.

– Вы верующий человек, Александр Николаевич? – спросил зачем-то Шепетинский.