Самолет заложил крутой вираж в сторону моря, но, сделав петлю, развернулся обратно и пошел на снижение. Как нос исполинского авианосца прямо перед нами далеко в море вдавался скалистый мыс с ровной плоской вершиной, лишенной какой бы то ни было растительности. На окружающих сопках лежал высокий травянистый ковер, по которому ветер гнал волны навстречу прибою, к галечным пляжам по обеим сторонам утеса, где эстафету принимали уже волны морские. На горизонте из тумана поднималась горная гряда.

Пилот мастерски посадил самолет на утес и сразу развернул машину в сторону моря.

– Разгружаемся! Быстро! – скомандовала Зоряна, отстегивая ремни и вставая с кресла пилота.

За несколько минут мы вытащили из салона все ящики и свои вещи, свалив их кучей прямо на землю. Выйдя из самолета, Зоряна молча наблюдала за нашей суетой.

– Господа! – сказала она, когда мы закончили. – Вы на месте. Эвакуация ровно через год. Завтра в 10:00 жду первый отчет от руководителя экспедиции. Удачи!

Мы молча стояли и смотрели, как она садилась в кабину. Самолет коротко разбежался и легко взмыл в небо. Через минуту, качнув на прощание крыльями, он превратился в точку, а потом совсем скрылся из виду. Было около двух часов пополудни.

Еще несколько минут мы молча всматривались в небо. Первым очнулся от оцепенения Дерсу. Вынул из кучи нашего скарба свой мешок и уселся на один из ящиков. Порывшись за пазухой, он достал кисет и трубку. Не спеша, набил ее, раскурил и опять затянул свой заунывный мотив.

Глядя на него, Труба тоже улегся на большой ящик, задрал ноги на груду других и свернул себе самокрутку. Один профессор продолжал стоять, растерянно озираясь.

– Сверни-ка мне тоже. – Сказал я, подходя к ящикам. – Не каждый день такое бывает.

– Ты ж, вроде, не куришь, командир?

– Да. Уже восемь лет. Курил раньше…

– На, держи чепердульку. – Труба, опустил ноги на землю и, немного подвинувшись, освобождая мне место, протянул самокрутку.

Я сел рядом с ним и взял сигарету. Он тут же свернул еще одну, чиркнул зажигалкой, прикрыл ее рукой от ветра и дал мне прикурить. Потом прикурил сам.

– Проф, хватит там стоять, а то чайки обосрут! Иди сюда, тут еще место есть. Кидай зад. – Труба показал на свободный ящик.

– Они нас и тут обосрут. – Буркнул Профессор, но тоже сел рядом с нами и закурил.

В небе над нами действительно носились птицы и что-то противно орали. Явно было видно, что они не очень довольны нашим присутствием.

– Это не чайки, – опять ни к кому не обращаясь сказал Дерсу. – это гагары. Можно есть.

– Да у тебя, наверное, все что есть можно есть, абориген хренов. А чего есть нельзя – то курить можно. – засмеялся Труба.

– Сырые они не очень вкусные. Лучше ободрать шкуру вместе с перьями и на огне приготовить. С черемшой. – и, помолчав, добавил, – Я не абориген этих мест.

Во дает, он их сырыми жрал! Как-то вдруг пришло осознание оторванности от мира. Мы, четыре совершенно разных человека, находились за тысячи километров до ближайших обитаемых мест. А, может, и не за тысячи… Дальность полета Ан-28 составляет от полутора до почти двух тысяч километров. То есть мы от последнего аэродрома дозаправки находимся в тысяче километров. Максимум. А сколько длился последний перелет? Не знаю. К сожалению, я спал.

– А кто-нибудь знает, сколько мы летели после последней дозаправки? – Профессор и Труба уставились на меня, забыв про свои сигареты.

– Часа три, примерно. – отозвался Дерсу. – На северо-запад.

Крейсерская скорость нашего самолета 330 км/ч. Итого имеем около тысячи километров до ближайшего аэродрома. Почти максимум с небольшим запасом. Но не факт, что ближе нет обитаемых мест без аэродромов…