– Подожди, давай еще немного посидим.

– Ну давай, тебе неудобно поди, рука затекла?

– Не-е, баба, нормально.

Сидят тихонько бабушка с внуком, о чем-то шепчутся. А потом бабушка берет сонную Олечку и несет ее в кровать, после идет спать Егорушка, и снится ему отважный человек, что распространил по всему миру огонь…

Утром рано, когда дети еще спали, приехал дедушка, зашел в избу, пуская клубы холодного воздуха за собой.

Затрясла кошка лапками – не нравится ей холод, прыгнула на припечек, оттуда – на печь.

Зыркает на дедушку, чего, мол, старый удумал, холода нанес столько.

Бабушка уже печь растопила, тепло идет по избе, сходила Зорьку подоила, молочка теплого, парного Муське плеснула, Муська полакала, только умыться села, а тут дедушка, да с морозом, бр-р-р.

– Что, Муська, – смеется дедушка, – холодно, не хочешь на холоде сидеть?

– Что там, Миша? – спрашивает бабушка. И начинает дедушка рассказывать новости, что привез из другой деревни, куда ездил в гости к старшему сыну, чьи дети давно уже выросли.

Проснулся Егорушка и слушает тихую речь дедушки, вот и Олька проснулась, услышала, что дедушка приехал, сползла с кровати высокой, где с бабушкой спала, и затопала на кухню.

Делать нечего, придется и Егорушке вставать, а так хорошо было нежиться, но ладно, пора…

Поприветствовав дедушку, умывшись в тазу с теплой водой, приготовленном заботливой бабушкой, дети сели за стол.

Бабушка налила парного, теплого, пахнущего ягодами и летом молочка, поставила на стол блинчики с топленым маслом.

Разве может быть что-то на свете вкуснее…

Знала Олечка, где искать братца старшего, когда родители тревогу забили, пропал-де… сын, пропал, не отвечает.

Развод тяжелый переживал…

– Привет, – зашла, запустила клубы холода. Скинула пуховичок, обувь, прошла к печи, протянула озябшие руки к плите.

– Привет.

– Натопил… Хорошо… Я, чур, на бабиной кровати сплю…

– Хорошо, – улыбнулся скупо, улыбнулся, это уже хорошо, – я картошку отварил, будешь?

– В мундирах? – хитро прищурившись, спрашивает Олька.

– В мундирах.

– А я водочки привезла, – заглядывает несмело в лицо.

– Тебе кто пить разрешил? Мелкая еще…

– А я с огурчиками… мамиными… Как баба солила, по ее рецепту.

– Подлиза какая, в машине?

– Ага, принесешь?

– Ладно.

Ушел.

«Эх, братец, сердце у самой кровью обливается, ну что мне сделать, чтобы ты не переживал, как помочь? Как бы это ни звучало, но время лечит, да, больно, но это все пройдет…»

– Как на зимовку собиралась.

– Да-а-а, в деревне жор нападает.

Свет выключили, сидят на полу у печки, тихонько болтают, хрустят огурчиками и шепчутся, как в детстве.

– Только Муськи не хватает…

– Ага, и бабы с дедой…

– И коровы Зорьки…

– И катек…

– Да-да-да, ты маленькая овец катьками звала, точно.

– Да, баба выходила и звала их кать, кать, кать, а они бежали, ушами вот так трясли и бекали.

– А сказки, сказки, помнишь, деда нам рассказывал, и откуда что брал?

– Помню, братик, помню. А еще, помню, бабушка про огненного человека рассказывала.

– Огненного человека?

– Ну да…

– Что-то не припомню.

– Да так же мы сидели, ну там человек пошел искать огонь…

– А-а-а, точно, ха-ха-ха, мелкая, ты же тогда уснула, ко мне прислонившись, сказка совсем не про это, ну Олька…

– Как это не про это? Он же мне все детство снился…

– Да кто? Оля?

– Огненный человек, ну елки-палки, – смеется пьяненькая Олька. Она прислонилась к плечу братика, словно в детстве…

– Идем спать, малышка. Вот так, на бабушкину перинку, вот так. Спи, сестреныш…

– А ты? Ты никуда не уйдешь?

– Да ты что? Куда же я от огня, да от тебя, спи…

Спит Олька и снится ей Огненный Человек, обижается вроде.