Когда коляска остановилась около подъезда, Кшесинский, достав из кармана часы, взглянул на циферблат. Пятнадцать минут седьмого.

«Да! Поздновато!» – подумал он.

Расплатившись с извозчиком, Феликс поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в колокольчик, лихорадочно придумывая себе оправдание за столь долгую задержку после дневного спектакля.

Дверь открылась почти сразу. На пороге стояла жена.

– Почему ты так дол… – начала было она, но, увидев мужа одного, в страхе приложила руки к груди и в полуобморочном состоянии оперлась на горничную Машу, которая стояла рядом.

– Что случилось? Где Маля? – тихо произнесла Юлия, еле ворочающимся языком.

– О боже! Я забыл её в театре! – в испуге воскликнул Феликс Иванович и, вмиг протрезвев, бросился на улицу.

Сердце его бешено колотилось. Он уже не мог думать ни о чем, кроме своей малышки. Как он мог забыть о ней?! А вдруг с ней что-то случилось? Он сидел в ресторане, пил водку, ел осетрину, а в это время дочка в страхе ждала его в ложе! А может, она уже вышла из театра?! Где она сейчас бродит?! Вдруг потерялась в городе? Вдруг попала в руки плохих людей?! От этих мыслей у Феликса подкашивались ноги и тряслись руки. Ну почему с ним такое бывает? Порой увлечется чем-то – и совсем забудет, что должен быть в это время совсем в другом месте. Но забыть о своей собственной дочери! Это было уже слишком. Как назло, он долго не мог поймать извозчика, и бежал прямо по дороге, не в силах просто стоять и ждать свободной коляски. Наконец, ему повезло.

– На Театральную площадь! – закричал он. – Срочно! Плачу вдвойне!

Подъехав к театру, он соскочил прямо на ходу и что есть силы побежал к служебному входу. Перепрыгивая сразу через несколько ступенек, ведущих к закулисной ложе, Феликс Иванович дрожащими руками распахнул дверь и, только увидев дочь живой и невредимой, перевел дух. Схватив девочку на руки и крепко прижав к себе, он пробормотал со слезами на глазах:

– Как же я мог забыть про тебя, принцесса! Прости меня! Тебе было очень страшно?

– Что ты, папочка! Мне было очень интересно. Посмотри, какой красивый город построили на сцене!

Кшесинский послушно взглянул вниз.

– Правда, красиво? – восторженно спросила девочка. – Мне так хочется узнать, что в нем будет происходить!

– Я расскажу тебе по дороге домой, – целуя её, проговорил растроганный отец. – Ты проголодалась?

– Немного.

«Моя принцесса – потрясающая девочка! – думал он, спускаясь с Матильдой по лестнице на выход. – Не только не испугалась, а ещё и нашла, чем себя тут развлечь».

В оркестровой яме уже давно настраивали свои инструменты музыканты, готовясь к началу вечернего спектакля, а в квартире Кшесинских в это время горничная Маша отпаивала валерьянкой перепуганную насмерть Юлию.

Юлия Яновна Доминская после того, как окончила Петербургское Императорское театральное училище, почти сразу же по большой любви выскочила замуж за француза, танцовщика Леде. В то время в Петербургском Императорском театре было много иностранцев, занимающих первые позиции в балете. Выйдя замуж, у Юлии сразу возникло желание оставить сцену, но она не могла себе этого позволить. После окончания училища надо было обязательно отработать в театре пять лет. Если кто-то хотел выйти из состава труппы раньше этого срока не по состоянию здоровья, то должен был внести в казну ту сумму, которая на него была потрачена государем за восемь лет обучения в училище. А это было почти двадцать три тысячи рублей. Таких жертв молодожены не могли себе позволить, поэтому Юлии пришлось отработать положенные годы. Но, как только она уволилась и занялась исключительно домашним хозяйством, к чему так упорно стремилась, муж внезапно заболел и умер. Но горевала молодая вдова недолго. Совсем скоро она снова вышла замуж. Опять по большой любви и опять за танцовщика. Кшесинский был старше на двадцать лет, но она не замечала этой разницы в возрасте. Энергия в нем била ключом, а присущий ему оптимизм давал и ей силы принимать любые неприятности легко и не предаваться унынию. Она прощала ему чудачества, которых у него было предостаточно, и только радовалась жизни. О своей карьере Юлия никогда не думала. Муж и дети были главным смыслом её жизни. Старшей дочке дали имя Юля, а чтобы не путаться, дома её ласково называли Юляшей. По достижении девяти лет девочку отдали учиться балету в то же самое Петербургское Императорское театральное училище, которое в своё время заканчивала и мать. Родители радовались, что Юляша оказалась очень способным ребенком, особенно к характерным танцам. Дать своим детям профессию, которая с восемнадцати лет могла бы их уже обеспечивать, было очень важно в актёрской семье. Ведь стабильного капитала у них не было.