– Какая вы! – восторженно воскликнул Джон, увидя её, выходящую из дома.

– В России принято сначала здороваться, а потом восхищаться, – кокетливо произнесла Маля. – Но я принимаю ваш комплимент. Ведь вы хотели сказать, что я красивая?

– Вы очень красивый! Удивительный! Добрый утро! Здравствуйте! – путанно произнес англичанин.

– Доброе утро! – звонко засмеялась Матильда. – Пойдемте уж!

Лес оказался совершенно таким, как его накануне описала Маля. И воздух звенел от тишины, и восходящее солнце золотило верхушки, и трели соловья услаждали слух. На пути к поляне Маля увидела два белых гриба, растущих рядышком.

– Вы только посмотрите, что это за прелесть, – позвала она Джона.

– Вы тоже прелесть, – любуясь, как она маленьким ножичком срезает грибы, проговорил англичанин.

Когда они вышли на большую поляну, всю усеянную ромашками, Макферсон даже вскрикнул от восхищения.

– Нравится? – спросила она.

– Очень нравится, – ответил Джон, глядя ей в глаза, и было совершенно непонятно, что он имел в виду: поляну или девушку.

Маля сорвалась с места и побежала среди ромашек так грациозно, что на мгновение Джону показалось, что она не касается земли.

– Когда мне хорошо, я хочу танцевать, – кричала она, пересекая поле.

– Я тоже хочу танцуй, – закричал ей в ответ Макферсон и бросился следом.

Маля громко запела мелодию вальса Штрауса «Сказки Венского леса»:

– Тарам, тарам, тарам, пам, пам! Тарам, тарам, тарам, пам, пам! – подбежала к юноше, положила свою руку ему на плечо, и они закружились в вальсе.

Джону казалось, что весь лес кружится вместе с ними в золоте солнца, а соловьи подпевают этому чудному голосу. Такого ощущения счастья, которое он испытывал сейчас, соединившись с природой и держа руку на талии совершенно неземной девушки, он ещё не испытывал никогда. Ему казалось, что ещё немного, и он поднимется в воздух и полетит вместе с ней!

Матильде нравилось восторженное состояние англичанина, до которого она его довела, и девушка решила закончить свидание поцелуем. У неё был небольшой опыт в этом с партнером по танцу Рахмановым в прошедшем учебном году. Ей тогда было тринадцать, а юноше уже шестнадцать лет. Мальчиков принимали в училище только после десяти, а потому они всегда были старше своих сокурсниц. При поддержках юноши не просто касались тела своей партнерши по танцу, а ещё и держали их за верхнюю часть ноги у самого паха, поднимая высоко вверх. Всё это возбуждало. Однажды после того, как преподаватель танца госпожа Вазем, ставящая им номер для показа в конце учебного года, вышла вместе с воспитательницей за дверь, Матильда с Рахмановым задержались и быстро бросились за ширму. Поцелуи были такими сладкими, а объятия юноши так взволновали, что, когда воспитательница, не обнаружив Матильду, вернулась обратно, девушка очень жалела, что это состояние абсолютного блаженства закончилось так быстро.

– Мадемуазель Матильда! Вы где? – удивлённо спросила воспитательница, стоя в дверях и оглядывая пустую комнату.

– У меня резиночка на трико лопнула, но я её уже почти завязала. Сейчас выйду, – крикнула притворщица из-за ширмы, быстро обмахивая руками своё разгоряченное лицо и приводя дыхание в порядок.

– А где Рахманов?

– Не знаю, мадам. Он вышел за вами.

– Что-то я его не видела, – проговорила воспитательница, и они явно услышали её шаги, направляющиеся к ширме.

Шестнадцатилетний юноша вжался между стеной и аккуратно сложенными элементами декораций выпускного курса, репетирующего здесь свои экзаменационные танцы.

– Ты готова? – показалась любопытствующая голова дамы.

– Да, – вышла прямо на неё Матильда, перекрывая проход. – Пойдёмте.