Переезд принес бытовое облегчение. Я радовалась теплому туалету и воде из крана, пусть даже по часам. Но, самое главное, у нас появилась машинка-автомат, которую нам оставили прежние хозяева. Вот это был настоящий восторг! Я иногда «залипала» у окошка, не в силах оторвать взгляд от крутящегося в барабане белья. Но самое главное – это была НАША собственная квартира!
Несмотря на то, что в скором времени мы решили все медицинские проблемы, я по-прежнему периодически спала полулежа-полусидя с сыном на груди, потому что успокаивался он только в таком положении.
Мы пошли в новый храм, который занимал небольшое помещение в общежитии и был устроен более чем скромно. Мне там решительно ничего не нравилось, начиная от убранства и заканчивая священником. Но главной проблемой был сын. Стоило мне подойти к дверям, как он просыпался и принимался что есть мочи орать. Все прихожане уже посмеивались: «Услышали крик – значит Герасевичи пришли». Коля плакал почти все время, поэтому мы быстро подходили к помазанию или ко причастию и сразу покидали храм.
И вот как-то священник остановил меня и спросил, почему я не причащаюсь. И я ему вывалила сразу все: и про недосып, и про невозможность поститься и про то, что я не то, что каноны, а даже и утренние и вечерние молитвы не могу вычитать. Но была еще одна причина, которая может показаться смешной, но меня здорово сдерживала. Дело в том, что в храме было настолько тесно, что исповедь проходила чуть не вплотную к остальным прихожанам. Для моей гордой и мнительной натуры это было невыносимо.
Батюшка улыбнулся и сказал, что когда хор поет или кто-то читает, то даже близко стоящим людям ничего не разобрать, так что я могу не смущаться и приходить на исповедь. И я пришла. И увидела в батюшке такую простоту и любовь к людям, что от всего сердца попросила у него прощения за свою заносчивость. Именно тогда я впервые ощутила Бога не как Карающего Владыку, а как Любящего Отца.
На следующий день я причастилась и с того момента крики сына в храме прекратились раз и навсегда. И спать он стал, как и все дети, лежа в кровати, а не на мне. Нет, были и беспокойные ночи, но то, что я огребла за первые полгода больше не повторялось.
После переезда в отдаленный район я оказалась в социальном вакууме. Разумеется, я не была затворницей и раза три-четыре в год у нас бывали друзья (на праздники), но ходить в гости к многодетным или, еще того хуже, принимать их у себя ‒ это не для слабаков. Особенно когда живешь на краю географии. Поэтому помимо семьи мои контакты ограничивались редкими беседами по телефону с парой подруг и кратким общением с несколькими прихожанками после службы. Да, мои потребности в коммуникации невелики, но даже мне этого было катастрофически мало.