К Долину охотно подсаживались, чтобы перекинуться парой слов, когда возвращались с промыслов, с охоты, из маршрутов геологоразведки жадные до человеческой речи, до компании. Он делился новостями, слухами, не отказывался выпить, а если не хватало новостей и слухов, рассказывал что-то своё. Долин вообще умел говорить и слушать. Старожилы поначалу даже приняли его за журналиста. Но затем от этой версии отказались – ни один журналист не усидит столько на одном месте. Разве что книгу пишет. Но Долин книг не писал. Он их читал. И сюда попал во многом благодаря книге. И так бывает. Но не признаешься же, что на Север тебя сорвала прочитанная книга? Ты же не подросток, чтобы прятаться в угольном бункере парохода или трюме парусника? Вот и молчишь о мотивах, создавая вокруг своей личности флер загадочности. Впрочем, на местных «тойдарианцев» флер не действовал. Сбежал и сбежал. Тут многие откуда-то сбежали.


***


Только под вечер на улице раздался знакомый рокот китайского снегохода. Он смолк у конторы. Скрипнула ступенька, поднялась возня в сенях, приглушенные голоса, стук чего-то тяжелого. Долин вскочил, бросился на шум, вместе с ним подорвались конторские завсегдатаи Грыжа и Бром.

Турманов с Варнаковым с трудом занесли внутрь человека, закутанного в меха с головы до ног. Бром с Грыжей сразу же переняли ноги у Турманова, а Долин уцепился за меховой капюшон парки, из-под которого выпала светлая грива волос. Впятером они быстро втащили тело в комнату отдыха и уложили на стол так ловко, точно всю жизнь работали в морге и кантовали тела круглыми днями.

Впрочем, человек, похоже, был еще жив. Турманов сразу же рванул ворот парки, помогая себе ножом. Долин взял запястье и попытался прощупать пульс. Рука была ледяной.

– Водку! – крикнул Турманов.

Грыжа мигом подал стакан.

Приподняв страдальцу голову Турманов разжал краем стакана зубы и влил в рот половину содержимого. Человек поперхнулся, проглотил, кашлянул, задышал сильнее, с сипом, хрипом. На скулах проступили розовые пятна.

Насколько знал Долин, данный метод борьбы с обморожением современная медицина отвергала. Считала опасным. Но у Турманова имелся собственный богатый опыт. Впрочем, растирать тело водкой не стал и он. Врача в поселке не имелось, фельдшером подрабатывала бывшая училка молодая тунгуска Энку Чагадаевна. За ней отправили Грыжу, который жил по соседству.

Тем временем водка оказала свое благотворное действие. Их пациент неожиданно очнулся.

– Казнь египетская! – прохрипел он. – Поспеть до… Хэйро.

Бром подступил с новой порцией водки. Но человек больше не принимал ничего – ни водку, ни воду, ни апельсиновый сок. Турманов пробовал и так и эдак. Без толку.

Спасенный перестал дышать минут через пять.

– Эх, чума, был бы спирт, может и ожил бы, – произнес Бром с досадой.

Спирт раньше завозили на севера нелегально в геологических ящиках, контейнерах, внутри плотных тюков; потом одно время поставляли свободно или почти свободно, но с некоторых пор спирт пропал. Осталась лишь водка. Её пили без энтузиазма. По мнению старожилов, от избытка воды все лечебные свойства спирта пропадали.

В комнату вбежала Энку с медицинской сумкой-укладкой. Турманов с досадой махнул рукой.

– Кончился.

– Кто он? – спросила Энку, осматривая лицо мертвеца.

Она прижала палец к его запястью, потом попыталась нащупать жилку на шее. Но уже и без медицинских знаний все было яснее ясного.

– Лицом вроде бы европеец, – произнес Турманов, опускаясь на стул. – Но физиономия мне не знакома. Ни документов, ни бирок на одежде, ни наколок на теле, хотя конечно, полностью не осматривал.