А рядом, рыдая, весь в синяках и ссадинах, плакал ребенок. Лет десяти. Мальчик.

Милар бросился на спину пьяному ублюдку. Началась драка. Кулаки, зубы, хрипы, крики и все, что попадалось под руку – в ней было все. И так случилось, что под руку Милару попался…

– Ты ведь выстрелил, да капитан?

– Нет, – стойко возразил капитан. – Нет. Его ременная бляха. Я вбил герб Империи в глотку этому ублюдку. Вместе с его зубами. А когда пришли законники, я не сбежал. Я дождался суда, ведьма. Моя мать рыдала. И братья с сестрами тоже. А я не сбежал. Хватит, тварь. Что дальше? Заставишь меня вспомнить мразей, которых я ловил на границе? Или ублюдков, которых давлю в городе? Валяй, мерзость. Напомни мне обо всех. Я буду только рад еще раз их всех перестрелять и перерезать. А тех, кому повезло оказаться за решеткой, я, так и быть, оставлю на суд Светлоликому.

– Но ты ведь боишься, солдат, да? – и вновь голос ведьмы изменился. Он звучал легко и спокойно. Мило и нежно. Тепло и по-домашнему. Так же, как звучал голос жены Милара. Как звучал голос его дочери. – Ты помнишь Эрланга? Помнишь, как он спился? Бывший солдат. Единственный, кто выжил из его отряда во время войны Наемников. Точно так же, как и ты единственный, кто выжил в момент облавы на лабораторию дельцов Ангельской Пыли? Помнишь? Помнишь, как страшно тебе было? Страшно снова не обнять жену, не увидеть рассвет, не подышать морским воздухом? Помнишь.

– Замолчи…

– Смотри, солдат. Смотри. Ведь это ты, не так ли?

И Милар увидел. Как он поднимается по лестнице домой. Как открывает дверь квартиры. Как видит лица своих родных и любимых. Их простое счастье в глазах. Их беззаботные улыбки. Они ничего не видели. Они ничего не знали. Ничего о том мире, что таился во тьме за углом. Не знали, с чем ему, Милару, приходилось сражаться каждый божий день.

Ничего не знали.

И будто издевались над ним своим невежеством. Давили ему на нервы своими улыбками и смехом. Эти лентяи. Эти дармоеды. Паразиты. Ему и так приходится каждый день бороться с собственной жизнью, а теперь еще и они?! Тащить на себе еще и их?! Да он с самого детства живет как в клетке. Не для себя. А для кого-то еще.

А чего он хотел сам? В какой момент он потерял себя в пучине дней, наполненных лишь болью, страхом и кровью?

Нет, он преподает им урок!

Милар видел.

Видел, как поднимается по лестнице.

Как открывает дверь.

А там, в их уютной, пахнущей домашней едой и любовью квартире, в его укромном уголке покоя, где он спасался от бурь внешнего мира, происходит ужасное.

Он увидел самого себя. Стоящего над Эльвирой, его любимой женой – его утешением; его храмом. Рядом плакали дети. Маленькие искорки счастья, которое Милар выцарапал, вырвал, завоевал у ублюдочной судьбы.

А он… другой он хлестко и метко бил Эльвиру.

Кровавая пелена застелила взгляда Милара.

– Ублюдок! – взревел он и выхватив наградной револьвер отца, выстрелил в собственную спину.

* * *

Все произошло слишком быстро. Ардан успел поставить щит, но не специальный. Неожиданность, усталость, а может присутствие демона – кто знает. Но Ардан воздвиг первое военное заклинание, которое научился ставить инстинктивно.

Универсальный Щит Николаса-Незнакомца замерцал радужной пеленой. Как и всегда – не остановив, а отклонив пулю, тот направил её прямо в доспех демоницы.

Ардан мог бы, наверное, помешать созданию исполнить задуманное, если бы не капитан. С затянутыми белесой пленкой глазами, дерганными, рваными движениями, совсем как у тех дев-кукол, капитан снова взвел курок, намереваясь второй раз выстрелить в напарника.

Ард, не обращая внимания на глубокую царапину на левом плече, поднял посох и ударил им о землю.