– Ты хорошо подготовился, Говорящий, – прозвучал голос.

Он звучал, как незажившая рана на душе. Как боязнь прочесть закрытое письмо, когда знаешь, что внутри тебя не ждет ничего хорошего. Звучал, как глаза человека, в которых ты видишь ответ на вопрос – “Ты все еще любишь меня?” и ответ совсем не такой, на какой ты надеешься. Звучал, как стон раненного, знающего, что ему уже ничего не поможет.

А еще он звучал как металл. Тяжелый и лязгающий.

По лестнице, со второго этажа, спускался полный латный доспех. Высотой около метр восьмидесяти, тот, в прошлом, явно принадлежал могучему войну. Об этом свидетельствовали широкие наплечники в форме бараньих голов, пузатая бригантина со следами от арбалетных болтов и продольного разреза. Может топор или алебарда повергли владельца доспеха.

А теперь сам доспех, полый, но живой, ступал латными ботинками по лестнице. Он волок за собой меч, чем-то напоминающий кусок фонарного столба – такой же большой, как когда-то привиделось Арди, когда уходил из жизни Арор Эгобар.

Доспех волок клинок за собой, а тот, волочась, резал паркет проще буханки хлеба и крошил бетон, словно песчаник.

Арди промолчал. В правой руке он сжимал посох, а в левой – зеркало в медной оправе. Кислота Маранжа ему так и не пригодилось. Что, в целом, не могло не радовать.

– О Вечные Ангелы… – прошептал Милар.

– Они тебе не помогут, кровь обезьяны, – на Галесском произнес доспех и, сойдя с лестницы, замер посередине холла.

– Кто тебя призвал сюда, Потерянная? – спросил Арди. Тоже на Галесском, но последнее слово произнес на языке Фае.

Над их головами качались люстры, еще мгновение назад пребывавшие в покое. По стенам протянулись неглубокие трещины, а стекла в окнах треснулись и покрылись белоснежными сеточками.

Демон выделял слишком плотное излучение и, если бы не нивелирующий его эффект от Лей-кабелей, то Ардану с Миларом не поздоровилось бы. Впрочем, капитану пришлось бы хуже. Намного хуже.

– Выйди из своего убежища, кровь глиняных охотников и обезьян, – скрежетом ржавого металла прозвучал демон. – Выйди и я расскажу.

– Второй раз я спрошу и второй раз ты услышишь, Потерян…

Ардана прервал гулкий и глубокий смех. Смех голодного зверя. Смех горного эха. Смех выгребной ямы. И смех плачущей женщины. Все в одном. Перемешанное и запутанное.

– Закон трех, Говорящий? Что мне до законов, мальчишка. Глупец… Нет больше власти законов надо мной. Ни их, ни чьей больше.

Доспех вытянул руку и, крутанув запястьем, вскинул громадный клинок на плечо. И от одного этого движения разбилось несколько стекол, впуская внутрь морозный ветер и капли дождя. Те упали в опасной близости от оплетки Лей-кабелей, но, насколько знал Ардан, бытовая проводка обладала вполне себе сносной влагозащитой.

Демон, видимо, ожидал совсем другого эффекта.

– Я знаю, кто ты, Говорящий, – внезапно произнесла тварь. – Знаю твою боль. Я слышу её в твоем дыхании. Чувствую… – забрало шлема задрожало, будто втягивало воздух невидимыми ноздрями. – твои сомнения. Кровь убийц. Кровь палачей. Она никогда не ответит тебе согласием, Говорящий. Жалкий и слабый. Последний из тех, кто оставит следы на Горе Памяти. Я…

Ардан поднял посох и с силой ударил им о пол. По залу пронесся звон, как если бы ударились друг о друга хрустальные бокалы. Или ледяные…

– Мне нет дела до твоих слов, Потерянная, – произнес он вкладывая в свои слова волю и силу. Так же, как если бы вкладывал их в осколок Имени. – Ты не знаешь моего истинного имени и у тебя нет власти надо мной и моими тропами. Ты лишь дух. Без формы. Без тела. Без прошлого и будущего.