– Вам очень повезло госпожа, – сказала Фиска сквозь слезы, – быть матерью Империи прекрасно. Вы уважаемы и богаты. О чем еще можно мечтать.

Эзеркиль продолжала гладить ее, думая о своем. Жестокие нравы южан поразили ее, однако она считала своего мужа, с его устоями, ничуть не лучше. По ее мнению, человек, который держит ее взаперти мало отличается от тех, кто открыто торгует людьми. Служанка между тем уже почти успокоилась, но больше Императрица не решалась спрашивать ее о личном.

***

С наступлением вечера Эзеркиль снова забеспокоилась в ожидании Императора. Нервное напряжение сказалось настолько, что у нее поднялась температура и случился озноб. К счастью, в эту ночь Император не удостоил госпожу своим приходом. Он появился на третью ночь. И снова заставил Эзеркиль испытывать боль. Однако он все же старался проявлять к своей жене уважение, и стал присылать ей дорогие подарки. В один из дней он подарил ей невероятно красивое рубиновое колье, в другой раз прислал несколько бурнусов из самой дорогой и редкой ткани. Эзеркиль вешала их в свой шкаф, неизменно надевая на себя лишь одно из своих платьев – тот бурнус, что выбрала для себя в первый день. А колье, вместе с другими подаренными украшениями надевала исключительно перед его приходом. Эзеркиль знала, что Император не в состоянии понять, как тяжело ей живется в заточении, потому как у него самого жизнь текла совсем в ином русле. Прогулки, конные забеги, охота и другие развлечения за пределами стен замка были доступны Императору в любое время дня и ночи.

Как бы ей хотелось оседлать лошадь и нестись попутно ветру по бескрайним зеленым полям. Вместо этого свободное время Эзеркиль проводила возле маленького окошка в глубине бесхозной кладовой. Своей придворной Эзеркиль говорила, что просто любит бывать одна, чтобы та не задавала лишних вопросов. Так тянулись недели, и в конце концов Эзеркиль свыклась со своим положением.

Почти каждый день приходила она в кладовую. Эзеркиль запомнила время обхода стражами восточного коридора и старалась не показываться там в те отрезки времени, когда ее могли заметить. Это маленькое окно стало ее отдушиной, личным маленьким секретом. Но однажды, сама того не ожидая, она чуть не стала жертвой собственной глупости.

Как обычно, Эзеркиль пристроилась на полу, сложив руки на подоконнике и положив на них голову. Солнечный луч падал на ее белоснежное лицо. Она так разомлела под солнцем, что закрыла глаза. Просидев так с полчаса, неожиданно для себя, она вдруг услышала голос:

– Здравствуйте, прекрасная незнакомка.

Эзеркиль вздрогнула и открыла глаза. За окном, внизу, стоял молодой юноша и любовался ею во все глаза.

Зрачки ее расширились, и она поспешила спрятаться за стеной, дрожащей рукой закрывая лицо никабом.

– Ох, простите меня, я не хотел вас напугать. – послышалось с улицы, – я лишь хотел поздороваться. Негоже не поприветствовать вас, работая напротив вашего окна.

Но Эзеркиль молчала. Она растерялась, не зная, что сказать.

– Уходите, – выпалила она первое, что пришло ей на ум.

– Хорошо, если вы этого желаете. Еще раз прошу прощения, если напугал вас. – Императрица услышала шуршание травы и неровные удаляющиеся шаги. Она аккуратно выглянула из-за стены и вгляделась в спину незнакомца. На темных волосах красовалась соломенная шляпа, а из одежды на нем был комбинезон и серая рубаха. Когда он скрылся из виду, Эзеркиль с облегчением вздохнула и решила повременить со своими «прогулками». Она так перепугалась, что этот человек может раскрыть ее тайну, что стала ругать себя за такое пренебрежение правилами. Каждый день она лихорадочно ждала, что вот-вот кто-нибудь зайдет в ее покои и обвинит в измене. Ведь за это ее ждала не просто смерть, а настоящая пытка. За подобную провинность в Кинем Хао, мать Империи могли приговорить к позорному столбу. В этом случае нагую девушку привязывали на площади, и любой прохожий мог сотворить с ней все, что душе вздумается. После этого ее конечно ждала освобождающая смерть, но уйти в иной мир с таким позором означало обречь свою душу на вечные муки в аду.