Это было на руку, – битвы за выживание прекратились, дышать стало свободнее. А когда старшие ребята покинули стены детского дома, Генка и вовсе ощутил себя королем. Они с Никитой уже тогда зарабатывали неплохие деньги: продавали за стену гуманитарку, торговали наркотой, а также сутенерство, – местные девочки постарше не прочь заработать.

Некоторые люди вокруг поговаривали, что они с Никитой на самом деле братья, вроде как сводные, потому что отец у них один. Но даже если и так, это ничего не меняет. Генка и без того считал Никиту братом. Но Никита наотрез отказывался разговаривать о возможном общем отце, он вообще ничего не хотел знать о их родственниках, каких бы то ни было. Если начинался подобный диалог, тот закрывался в себе еще сильнее, поэтому Генка зарекся не поднимать эту тему.

Дверь главного входа открылась и на свет выбежал мужчина в мятой рубашке и с кипой документов подмышкой. Он спешно заправлял рубашку в брюки.

– Молодые люди, а вы тут что, ждете кого-то?

– Да нет, просто болтаем, – ответил Генка. Мужчина удовлетворительно промычал и поспешил к своей машине на парковке.

– Как думаешь, больницу могут закрыть? Она вообще закрывается на ночь? – спросил Генка брата.

– Да вроде бы нет. Помнишь, как Витя-гном проглотил градусник на спор, его же ночью возили в больницу.

– Ха, да, помню. Не знаешь, что с ним стало? Его как увезли, так и с концами.

– Говорят, что почти год лежал в больничке в Калининграде, потом его в другой детдом определили, тоже там. Вроде бы инвалидность получил, на пенсии теперь.

– А на что он тогда спорил, не помнишь? – со смешком в голосе спросил Генка.

– На коробку пряников.

Из-за угла больницы появились Череп и Мелкий. Второй задержался у фонарного столба, чтобы осмотреть свои подошвы.

– Там все глухо, одна рабочая дверь, и та открывается изнутри. Ключи только у медперсонала есть. Они там покурить выходят только, иногда, – проговорил Череп, – да и этот обосрался вон весь, – показал он большим пальцем через себя на Мелкого.

– Не так уж это все и страшно, – деланым писклявым голосом проговорил Мелкий, продолжая осматривать под фонарем свою одежду. Все заулыбались.

– А вообще, я думаю, если мы будем стоять у входа, то они никогда не выйдут. Дверь ведь прозрачная, мы тут как на ладони. И парковка освещается, машину они нашу знают, – сказал Никита.

Все посмотрели на Генку, ожидая указаний. Один Никита смотрел на бетонное крыльцо, отбивая носком ботинка известный только ему ритм.

– Я вообще считаю, что надо зайти туда и всех на уши поставить! – повысил голос Череп, – что мы как лохи тут тремся уже который час? Чего сиськи мять?

После непродолжительной паузы Генка проговорил:

– Ладно. Пошли в машину, отъедем подальше, – и пошел в сторону парковки, доставая ключи из кармана. Мелкий тут же засеменил за ним, Никита, не отрывая взгляда от своих ботинок, двинулся не спеша следом. Один Череп остался на месте, злобно взирая на затылок главного. Смачно харкнув на тротуар, он что-то пробормотал себе под нос и поплелся следом.

****

Спускаться по лестнице оказалось не сложно, – сложнее было ее опустить вниз. Механизмы заржавели, а Давид не был никогда силачом, да и голова от напряжения болела и кружилась сильнее обычного. Но в итоге им каким-то чудом удалось сдвинуть приваренный болт-задвижку, и лестница поддалась.

Все задержали дыхание и напряглись, когда она съезжала вниз, до самой земли. Магическим образом, не издав сильного грохота или скрипа. Балкон выходил на один из торцов п-образного здания. Дверь снизу, кажется, давно никто не открывал, а освещения не было совсем. Они благополучно спустились вниз на скошенную траву и сразу занырнули в густую сирень слева.