В то утро Иван довольно сильно опоздал, из-за чего получил шумный разнос от директора – маленького крикливого человечка с толстой золотой цепью на шее, как будто вышедшего из криминальной комедии про лихие девяностые. Он быстро переоделся в спецовку и побежал в бокс, где его уже ждала первая машина. После утреннего снегопада рабочий день обещал быть загруженным. Само собой разумеется, Иван не чувствовал себя здесь на своём месте – ему вообще не было знакомо такое чувство. Будучи человеком интеллигентным, воспитанным, много читающим и постоянно думающим, он был белой вороной среди окружавших его работяг – людей простых потребностей и грубого нрава. Иван частенько размышлял о том, что из него бы получился хороший преподаватель какой-нибудь гуманитарной дисциплины, но увы, жизнь сложилась так, как сложилась. После утреннего происшествия он чувствовал себя полностью выжатым и опустошённым. Вмешательство в чужую судьбу каждый раз становилось тяжёлым ударом по нервной системе, последствия которого ощущались ещё пару недель – всё это время он мучился бессонницей, головными болями, чувствовал постоянную вялость в голове и теле, и поэтому был способен кое-как выполнять только самую простую работу. Так что естественным образом необходимость иметь хоть какой-то регулярный заработок заставила его помотаться по разным местам, попробовать себя в различных рабочих амплуа, доступных человеку без связей и образования, и в итоге он оказался на автомойке, где трудился уже шестой месяц.

Несмотря на разбитое состояние, Иван быстро включился в работу – такова магия любого чисто механического процесса. Стоит только занять им руки, как внимание тут же расфокусируется, мысли начинают бесконтрольно скакать от одного отвлечённого предмета к другому, и ты становишься словно бы сторонним наблюдателем в собственном теле, которое само полностью автоматически выполняет все нужные движения и действия.

Руки Ивана держали шланг с распылителем, подключённый к аппарату высокого давления. Плавными мазками, словно художник огромной кистью, они водили вдоль грязного, замызганного борта дорогого внедорожника, оставляя за собой чистую полосу. Ловкими, отточенными движениями, в нужный момент меняя угол наклона, руки сами выискивали застрявшие в мельчайших щелях комки грязи, последовательно и методично смывали каждую дорожку пыли, прилипшую к борту этого хромированного чуда. Несколько минут спустя волшебным образом в руках появился другой распылитель, и машина начала покрываться слоем пены, став похожей на облако. После того, как пена была смыта, в руках оказалась прорезиненная тряпка, которой преобразившаяся, засверкавшая машина была вытерта насухо. Работа была сделана, внутренний перфекционист мог быть доволен.

Мысли Ивана метались от предметов высоких к обыденным и обратно. Он думал о механизмах, управляющих человеческой судьбой, о том, что, будучи сам частью такого механизма, он не понимает принципа их работы, не видит стоящей за ними цели, не знает, чья воля приводит их в действие. Он думал о том, что начальник его – сволочь, что его наверняка дразнили в школе, что его тиранил отец, а теперь он отыгрывается на подчинённых. Он думал о собственном предназначении, о том, почему именно ему выпала такая судьба, и есть ли на свете ещё такие же, как он. Он думал о том, как бы выкроить ещё немного денег, чтобы до конца года купить себе игровую приставку, о которой давно мечтал. Он думал о том, сколько ещё протянет, прежде чем сойдёт с ума, раз за разом погружаясь в чужие жизни, соприкасаясь с самыми сокровенными тайниками души совершенно посторонних для него людей. Он думал о девушке, которая нравилась ему в старших классах школы и к которой так и не решился подойти, – недавно он узнал, что она родила уже третьего ребёнка. Он думал ещё о десятках вещей, а тем временем машины в боксе менялись одна за другой, работа спорилась, и вот настало время обеденного перерыва.