Наставник поднял выразительно брови.

Я начала рассказывать ему, кто такие Мастера и Маэстро, а также чем они отличались друг от друга.

«Мастер может стать Маэстро при должной тренировке и наличии таланта,» – закончила я свою часть пересказа.

«Есть ли кто выше Маэстро?»

Я пожала плечами.

«Ишаар?»

Маэстро рассмеялся.

«Думаешь, урбанусы построили ишаары?»

«А кто ж ещё?»

В школе нам преподавали, что благодаря ишаарам наша цивилизация получила шанс на выживание. В исторических справочниках и энциклопедиях их называли строителями будущего. Неудивительно, что на фоне всемирного восхваления они зазнались и подгребли под себя все урбанусы.

Я не поняла его жеста и попросила повторить. Маэстро исполнил мою просьбу. Обычно он не повторял, но в этот раз сделал исключение. Никогда раньше я не видела этого жеста.

«Что он означает?»

– Сотор, – сказал наставник.

Сегодня урок был странным. Маэстро предпочитал использовать язык жестов вместо слов, но сейчас явно делал исключение:

– Кто такой сотор? Представь себе оркестр. Музыкальные инструменты – это ишаары, музыканты – Мастера и Маэстро, разумеется, а сотор… Он, как дирижёр и композитор в одном лице, управляет и творит музыку здесь и сейчас. Его мощь позволяет контролировать огромное количество звуковых волн. Сотор направляет мелодический сонм в стихию, настраивая звуки так, чтобы они входили в резонанс с природой. Едва этот момент наступает, как сотор перехватывает уже бразды правления бурей. И только от него теперь зависит, успокоится ли разбушевавшийся мир или же он разрушит всё, что сотворили другие, чтобы построить свой урбанус.

Наставник говорил, прикрыв глаза веками. На его морщинистом лице, словно старый дряблый картофель, читалось неподдельное воодушевление. В ритм своего повествования он размахивал руками. Казалось, что в своих мыслях он сам играл в одном из таких «оркестров», которым управлял выдуманный им сотор.

Я отхлебнула терша. М-да, крепчал не только напиток, но и маразм наставника.

Можно было бы уйти и не выслушивать каждое занятие подобный бред, но вот беда – мне запрещено заниматься музыкой.

Но я занималась, нарушая закон.

Занималась, потому что не могла жить без неё. Если я не играла хотя бы неделю, то дышать нечем было. Я задыхалась. В последнее время мне всё чаще и чаще хотелось почувствовать кончиками пальцев шероховатость толстых струн и обжечься о тонкие. И ещё эта колыбельная покоя не давала. Она мне снилась чуть ли не каждую ночь. На утро я не помнила ни единой её ноты. До встречи с ишааром.

Я убрала чашки, и мы с наставником перешли в учебный класс. Так он называл малую гостиную, где стоял рояль, стены украшали полотна известных художников, и на стене висела она – киллиара. Излюбленный инструмент Мастеров и Маэстро.

Я с благоговением сняла киллиару.

Маэстро уселся на диван, а я – на широкий стул в центре комнаты. Закинула правую ногу на левую, поставила киллиару.

Первое, что делал музыкант перед игрой, – это разминка. Гаммы заучены до такой степени, что мне нет необходимости смотреть на гриф и деку. Пальцы сами перебирали струны и лады.

Всё время разминки я смотрела на Маэстро, закрывшего глаза. Можно подумать, что он спал, но нет! – наставник внимательно слушал. И если я лажала, то это не ускользало от его внимания и дирижёрской палочки, которая пряталась в трости. Уж она-то точно никогда не промахивалась. Била в цель. У меня потом руки были в синяках. Приходилось тратиться на заживляющие крема, а то родители о чём-нибудь догадались бы.

Да, я терпела выходки Маэстро. Меня, кроме него, никто не мог научить. И ещё он был в курсе шалости, которая могла бы мне стоить даже работы курьера.