И вот я получила законно заработанные деньги. Получилась тоненькая пачка купюр. Половина моей месячной зарплаты курьером и официанткой.

Кстати, о кафе. Написала менеджеру, что сегодня не смогу прийти. Ответ пришёл, когда я ехала в Струне уже на встречу, доставив вторую часть писем по назначению. Мне нашли замену. Улыбнулась.

А вот матери сообщила другое: у меня смена в кафе, попросили задержаться, потому что другая официантка заболела. Плохо врать родителям, а сказать им правду язык не поворачивался. Они музыку вообще не воспринимали. Считали, что ей могли заниматься только небожители, то есть ишаары, и те, кому разрешено. Папа и мама были обладателями рабочих профессий. Им не до высокого искусства.

Я сошла в Девятой периферии урбануса. Тут стояли старые дома, с вычурной лепниной на фасадах. В этих высоких пятиэтажках было всего по несколько квартир, но зато больших и в несколько этажей. Улицы – широкие. Посередине шли аллеи, где часто встречались скамьи. Тут жила старая богема Таулина.

По пути зашла в кондитерскую, где готовили самые вкусные десерты в Таулине. Лично я вкуснее ничего не пробовала. И стоили они соответственно.

Улыбнулась продавщице за прилавком и заказала марципановые пирожные. С крепким тершем будет самое то. Времени почти не осталось. До нужного адреса неслась сломя голову. Лифта в доме не было. Забежала на третий этаж и нажала на звонок. Посмотрела на часы на тайпе.

Всё-таки опоздала. На одну минуту, но опоздала. Здесь не любили задержек. И, пожалуй, опоздание здесь мне было намного страшнее, чем опоздать на работу. Может, обойдётся?

Пока ждала, когда мне откроют, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить дыхание. Только я засомневалась, что мне откроют, как раздался звук проворачивающегося замка.

Не сдержала выдоха облегчения.

Дверь приоткрыли ровно настолько, чтобы смогла протиснуться рука пожилого человека ладонью вверх. Я положила на неё деньги. Дверь захлопнулась. Замок провернули обратно.

Пять минут я стояла, пока за ней пересчитывали купюры.

Дверь отворили. На этот раз шире, чтобы я смогла пройти в огромную квартиру, наполненную антиквариатом, к числу которого принадлежал и сам владелец жилплощади – мой наставник, Маэстро.

Годы его не пощадили. Сзади него висела картина с его портретом в зрелом возрасте. Волосы поседели. Яркие голубые глаза выцвели. Плечи ссутулились.

Худощавый старик, опиравшийся неестественно скрюченными пальцами на трость с золотым набалдашником, инкрустированным драгоценными камнями, провёл меня через анфиладу комнат, в столовую, где на столе стояли две чашечки свежесваренного терша. Я молча поставила рядом контейнер. За что мгновенно получила тростью по мягкому месту.

Зажмурила глаза и стиснула зубы.

Едва я переступала порог его дома, как мне запрещалось говорить без разрешения. Беседы мы с ним вели на языке жестов. Так наставник практиковал мои навыки общения в условиях тишины.

Подхватила контейнер и убежала на кухню, где достала блюдо и аккуратно выложила на него пирожные. Вернулась в столовую и поставила их на стол.

Маэстро жестом указал на стул и сам сел на другой.

Занятие началось.

Перед самым главным мы всегда выпивали бодрящего терша. За чашечкой наставник давал мне теоретические сведения или выжимки из истории, которые я должна была пересказать на следующем занятии.

Сегодня мы немного нарушили привычный план.

«Ты опоздала.»

«Прошу прощения».

Маэстро был специфическим человеком. Он не любил оправданий. Когда я опоздала в первый раз, наставник отходил меня своей тростью и выставил на лестничную площадку. Правда, потом впустил. Но эти полчаса мольбы под его дверью научили меня сразу признавать свои ошибки.