– Это Спаситель из брения и плювования сотворил мазь во исцеление слепого, – парировал Павел, – а Творцу в Его трудах вылепления Адама из красной глины помогали архангелы Барадиэль и Уриэль – он, к примеру, изваял левую пятку, – Павел ткнул в гипсовую стопу на полке, – вот, которую мы на первом курсе рисовали, а Рухиэль и Баракиэль, не помню что, но тоже помогали, многие ещё, а потом некие из них, клевреты Люцифера, низ-брошены (Павел запнулся) – низз-ринуты были в пре-преисподню, так может быть, вы – скуль-скульпторы от низзз-ринутых, тёмным Муррринам и уподобились, а не Творцу…

– и Буонаротти, он что, тоже от тёмных, по-твоему? да светлее него… ну, ты, еретик, анархист… – вызверился Адик.

Насчёт Буонаротти Павел взял свои слова обратно… Мне подумалось, как интересно наблюдать за людьми – вуяризм, визионерство? – Кто я – подглядывающий или наблюдатель-естествоиспытатель, беспристрастный (или пристрастный?) свидетель, добросовестный хроникёр?

Хижа разговаривал с Алёной и Цветковым, тот преданно смотрел ему в лицо, Алёна, опустив глаза, вертела на пальце кольцо с опалом – их голоса доносились сквозь музыку: «…поступайте на очный в будущем году… вполне можете… из семьи ушёл… ну, не знаю… позанимаюсь с вами… спасибо, Николай Андреевич… мягкая манера… уверенная рука…». Бравурная музыка сменилась старым танго…

Нина от выпитого вина немного порозовела и уже не выглядела такой испуганной, её пригласил танцевать второй скульптор, оставшийся безымянным. Танцуя, они задели и с шуршанием сдвинули клеёнку с полки позади себя, из-под клеёнки показались гипсовые маски, скульптор стал поправлять клеёнку и взял одну маску в руки. Это была маска молодой женщины, как бы в чепчике, завязанном под подбородком, спокойное, милое лицо с закрытыми глазами – спящая? – тайна почила на опущенных веках…

Скульптор удивлённо Нине: «…смотри, как на тебя похожа…» – «Осторожно, не разбей, дай сюда!..» – раздался бас воспрянувшего от дум и грусти Подозёрова. Он взял маску в свои мощные руки, и все сгрудились вокруг него, с любопытством вглядываясь. Музыку приглушили, фоном звучало – «…утомлённое солнце… тихо с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви…» – старое танго забытого Гарри Петербургского, как его назвали уже в эмиграции, в Аргентине…

Осторожно держа маску, Подозёров начал:

– Это посмертная маска Марии Стюарт, – (Нина опять побледнела, у меня побежали мурашки по спине, безымянный скульптор вытаращился на Нину), – я с трудом раздобыл её. Она была сделана со слепка лица отрубленной головы несчастной королевы 8 февраля 1587 года в английском замке Фотерингей, сразу после казни. С воскового слепка были отлиты несколько масок, из них сохранились две. Одна находится в музее шотландского города Джедбург, она довольно грубо раскрашена и поэтому, наверное, похожа одновременно на Вивьен Ли и на Елизабет Тейлор. Другая – в частной коллекции дворца Леннокслав, в Шотландии, у 14-го герцога Гамильтон, среди его коллекции артефактов XVI века. Там есть и знаменитый серебряный ларец Марии Стюарт, и сапфировое кольцо королевы, подаренное лорду Джону Гамильтону, 1-му маркизу Гамильтон. Эта, – он приподнял маску, – копия того слепка с лица королевы, который сделан из воска, детали – брови и ресницы – были добавлены позже, для придания лицу жизненного подобия. О, злосчастная красавица!.. – он полюбовался на спокойное, овеянное тайной, лицо, и продолжил, обращаясь к маске. – Ты, обладательница трёх корон, воспитанная при французском дворе, одарённая всеми женскими дарованиями и соблазнами, но увы! – не королевским достоинством, которое целиком досталось твоей сопернице – Елизавете…