– Как ты там? – спросил я шепотом.

– Ничего. Как будем выбираться? – тоже шепотом ответила она.

– Пока не знаю. Дверь заклинило.

Шипение не прекращалось. Я каждую секунду ждал, что эта холодная тварь коснется моих ног. И еще было жалко Иру. Потому что я понимал, что если не произойдет чуда, и мы не выберемся отсюда в ближайшие минуты, змея, рано или поздно, укусит нас обоих. А это смерть.

Я снова стал равномерными короткими толчками налегать на дверь. Это был наш единственный выход. Окон, как известно, в парилке не бывает. А жаль. Взломать дверь было нечем. Я сам, перед тем как париться, проверил, чисто ли здесь, нет ли посторонних предметов. И, кстати, никакой змеи не заметил. Я толкал и толкал. Дверь даже не шевелилась.

И когда я понял, что спасения нет, и решил подняться к Ире, чтобы хоть как-то поддержать ее, а скорее всего, умереть вместе, я услышал за дверью голос.

– Эй, кто живой есть?

Этот грубый голос нашего дачного соседа показался мне самым мелодичным на свете. Я еле удержался, чтобы не закричать изо всех сил, но сказал вполголоса:

– Кузьмич, мы здесь. У нас дверь заклинило. Попробуй открыть.

– Сейчас. Посвечу фонариком.

Он закряхтел, зашуршал за дверью, и дверь приоткрылась. Я придержал ее рукой и сказал:

– Подожди. Сейчас выйдем.

А потом:

– Ира, спускайся ко мне. Только очень осторожно, без резких движений.

Секунды, отделявшие ее от меня, растянулись в вечность. И когда я, наконец, ощутил прижавшееся ко мне тело, я вытолкнул ее за дверь и сам выскочил вслед за ней. Сзади из темноты раздавалось грозное шипение. Но нас теперь разделяла дверь.

Кузьмич осветил фонариком наши лица:

– Кто это так подшутил над вами?

И он поднес к свету маленький деревянный уголок.

– Вот что я из-под двери вытащил.

Я думаю: в том состоянии, в котором мы оба находились, Ире так же как и мне, даже не пришла в голову мысль, что мы стоим здесь в полутьме оба голые перед посторонним мужчиной. Но всё-таки я сказал:

– Спасибо, Кузьмич. Подожди во дворе, пока мы оденемся. Сейчас водку будем пить.

Когда Кузьмич вышел, Ира молча прижалась ко мне, и я почувствовал на губах ее слезы вперемешку с потом. Я целовал ее глаза и гладил волосы:

– Ну, всё. Ну, успокойся, милая. Всё хорошо. Всё уже позади.

Понемногу она успокоилась, и я даже различил робкую улыбку на ее лице. Мы торопливо оделись. Она надела нитку с камешком на шею и долго не выпускала его из рук, словно творя молитву. Я легонько подтолкнул ее к выходу:

– Иди в дом. Достань водки из холодильника и накрой на стол.

– А ты?

– Сначала здесь всё закончу.

– Ты собираешься туда вернуться? – с ужасом спросила она.

– Не беспокойся. Иди.

Она пошла в дом, а я позвал Кузьмича, чтобы он мне посветил, и стал смотреть пробки. Пробки кто-то вывернул. Кузьмич присвистнул:

– Ну и дела.

– Это еще не всё, – говорил я, вворачивая новые. В парилке змея.

Глаза у него округлились.

– Так это что же получается? Убийство?

Я кивнул. Лампочка над потолком вспыхнула.

– Пойду за лопатой. Надо ее прикончить, – сказал я.

– Возьми две. Я тебе помогу.

Мы распахнули дверь в парилку и на верхнем полке, на том самом месте, где пять минут назад сидела Ира, увидели черную, как шланг, свернувшуюся в кружок, гадюку. Глаза ее зло и выжидательно смотрели на меня в упор. Она зашипела и сделала движение. Но я уже взмахнул лопатой и отсек ей голову. Потом внимательно осмотрел все углы. Больше змей не было. Я подцепил мертвую гадюку лопатой, прикасаться к ней было противно, и вынес во двор.

– Всё. Пошли водку пить.

Стол был уже накрыт. Посередине возвышались две запотевшие бутылки водки. Ира вскочила, увидев нас, потом снова опустилась на стул. Она уже немного оправилась после пережитого, но лицо ее еще было бледным.