Марья-Искусница и Хозяин костяного замка Котова Ирина
1. Пролог
В далекой стране Гран-Притании, в замке молодого короля Яр-тура шел пир. Сначала устроил король охоту, и теперь веселились воины его, пока на вертелах запекались кабаны и олени. Пили рыцари вино крепкое, закусывая перепелками и зайцами, слушали певцов и рассказчиков. Всем весело было, только один из пирующих, с рыжей косой до лопаток, сидел хмуро и воду простую попивал, виноградом закусывая.
Но никто этому не удивлялся. А то удивишься или пошутишь – а потом пятачком свинячим обзаведешься или вовсе жабой на болоте прыгать будешь. Сэр Гавейн уж дошутился, что третий месяц лягушкой квакает.
Только король Яр-Тур шутить с колдуном рыжим не боялся. Любил он его как младшего брата, да и тот ему спину всегда прикрыть готов был.
- Эй, друг мой Мерлин, - окликнул король весело. – Ты лицом своим кислым все вино нам сейчас сквасишь. Гляди, девок распугаешь, один ночевать будешь!
Захохотали рыцари, но осторожно: плохо посмеешься – сюзерена обидишь, громко – а болота-то тут рядом, на любой вкус.
- Да уж распугает! – осмелел кто-то.
- Они к нему так и липнут, - поддержал второй.
- В любой деревне рыжего ребятенка с глазами разными встретить можно!
Король тоже засмеялся во все горло, голову запрокинув.
- О чем думаешь? – продолжил он, в перепелку крепкими зубами вгрызаясь.
- О том, - ответил колдун невозмутимо, - отчего во время грозы доспехи маленькими молниями колются, а волосы дыбом встают. Хочу я волшебство это, в воздухе разлитое, приручить. Еще в трудах грека Фалеса Милетского описываются опыты с янтарем…
Лица присутствующих приобрели явственное баранье выражение, кое-кто даже креститься начал на романский манер, а кто-то помянул Вотана и Ллеу с просьбой защитить. Король звучно зевнул и с сочувствием посмотрел на соратника.
- Вижу я, друг мой, нелегко тебе. Я бы тоже кислее уксуса сидел. Ну, - он поднял кубок, - что делать, раз наказал тебя Господь умом, терпи, неси свою ношу. А то, если хочешь, могу и по голове двинуть, - и Яр-Тур сжал огромный кулак, - мигом нормальным станешь. Вон сэр Юстас булавой на турнире по голове получил, так хоть и речь забыл, а зато всем довольный ходит, улыбается.
- Спасибо, добрый король мой, - с усмешкой сказал Мерлин и еще виноградину в рот закинул, - я, пожалуй, пострадаю без помощи твоей.
Оглядел король притихший пиршественный зал.
- Что приуныли, рыцари мои верные? – крикнул весело, снова кубок опрокидывая. – Не боитесь, не заразно это! Мозговитость речами умными не передается!
На лицах некоторых прочиталось явственное облегчение.
- А кто дальше нас байками веселить будет? – рыкнул уж захмелевший Яр-Тур.
Встал один из рыцарей, сэр Ульрик, кубок поднял – пришла его очередь.
- Побывал я этой зимой, - говорит, - в стране, что Русью Волшебной называют. Много там чудес я видел, которые нам и не снились, но и многое у нас есть, чего там нет. Нет на Руси ни одного эльфа, представляете? И о леприконах там не слышали.
Зашумели рыцари, захохотали – как не слышали, если эти поганцы на каждом шагу встречаются? Правда, поймать такого никому из них еще не удавалось.
- Зато оборотней в стране той пруд-пруди!
- Что ты нам про оборотней рассказываешь? – крикнул один из слушателей. – Ты лучше скажи, хороши ли девки там? Или наши краше?
Сэр Ульрик на короля глянул, на королеву Джиневрию, славящуюся красотой и скромностью. Королева глаза опустила, но слушает с любопытством, и король Яр-Тур кивнул – продолжай, мол! И рыцари загудели требовательно. Только рыжий скучающе на гобелены закопченые смотрел и яблоко лениво жевал, не слушая рассказчика.
- Девки там хороши, - не разочаровал соратников Ульрик, - но мы-то знаем, что нет прекраснее на свете жены, чем наша добрая королева!
- Нет! – дружно загрохотали рыцари, и подняли кубки за королеву.
- Но хвалятся на Руси, что именно у них живет девица красоты невиданной, которой нет на свете равных, - продолжил сэр Ульрик. – Не поверил я в это, конечно, кто может быть красивее нашей королевы?
- Никто! – с готовностью подтвердили рыцари и выпили повторно.
- Говорят, что на все руки она мастерица. Зовут Марья, Мэри по-нашему. Сватались к ней тысячи знатных женихов со всего мира, но девица так горда и своенравна, что всем отказала. А еще говорят, что сестра ее стала женой царя подземного, Кащея.
Как прозвучало имя Кащея, рыжий голову поднял, внимательно на рассказчика посмотрел.
- Завидная невеста, - почти трезво пробормотал кто-то из рыцарей. Зашептались воины задумчиво.
Расхохотался король Яр-Тур, на королеву свою с гордостью глядя. Ох, хороша! Стан тонкий, глаза оленьи, волосы как шелк, губы как розы нежные.
- Мало веры сказкам таким, - проревел он, - как известно, каждый тролль свои холмы хвалит. Нет равных Джиневрии моей!
- Нет! – с готовностью поддержали рыцари и снова выпили.
- Но, даже если вторая та девка по красоте, - продолжал Яр-Тур хмельно, - хочу я, чтобы жила она в земле гранпританской и ее славила, а не какую-то там Русь за морем. Вот мое слово: чтобы вас, рыцари мои верные, развеселить, и узнать, кто хитрее и быстрее, спор я предлагаю. Кто девицу эту в жены возьмет, тому я подарю любую вещь, что он попросит. Кроме меча моего, - и король коснулся рукоятки Экскалибура.
Зашумели воины одобрительно, заспорили – кто первым будет?
- И древо эльфийское отдашь, что летом цветет золотым листом, а зимой – серебряным? – спросил вдруг рыжий громко.
- А, Мерлин, друг, - рассмеялся король. – Давно ты это дерево себе на зелья забрать хочешь, в сад свой волшебный, знаю, знаю. Его не отдам, но вот тебе мое слово – возьмешь девку в жены, уговорю фейри, мне его подаривших, отдать тебе ветку на развод. Но неужто ты готов ради него жениться? Ты мне, помнится, говорил, что скорее в монастырь аббатом уйдешь, чем добровольно жену возьмешь!
- Уж очень награда заманчива, - ответил рыжий, поднимаясь. – Лист золотой с дерева того созревание любых зелий ускоряет, а серебряный – позволяет хранить хоть сто лет. Может, и женюсь.
2. Глава 1
Сидела я как-то летней порой у окошка горницы своей, песню тоскливую напевая, и цветы вышивала на скатерти белой. Рядом нянюшка наша с Аленой старая: уже почти слепая, а вышивает лучше, чем я, и песни у нее веселее. Скучно мне было - хотела я пойти за околицу батюшку с ярмарки встречать, но небо тучами черными затянуло, и дождь летний полил. Молнии сверкают, гром грохочет, и девки сенные с корзинами во дворе носятся, одежду снимают с веревок, чтобы в терем нести, к печи на просушку.
Вот и взялась я за пяльцы: обед уж приготовила, в тереме чистота, а без дела не сидится мне – надо чем-то руки занять, если уж язык нечем. Нянюшку я люблю, но с ней не посмеешься, не пошутишь, как с Аленой, сестрой моей, тайны девичьи не обсудишь. А как Алена интересно мне книги ученые пересказывала! Я-то хоть читать умею и языкам обучена, ибо сызмальства слышала речь разную от иноземцев, с которыми батюшка торг вел, но поди пойми, что там написано! А Алена разбиралась, словами простыми мне все рассказывала.
Очень я по ней нынче скучала.
Два года миновало с той поры, как она замуж за царя подземного вышла, за Кащея Чудиновича. Жили они в любви да согласии, и уж сыновья у них подрастали. Мы Алену навещали часто, а все равно печально расставаться было. Но что поделать, как ни крути, мужняя жена уже другой семье принадлежит, и заботы у нее другие.
- Какие там заботы, - смеялась она, - с близнятами няньки-мамки помогают, знай по правую руку от мужа сиди и царственно на всех поглядывай. Да за травами теперь с дружиной езжу, а не одна хожу, а так не запрещает Кащей мне травы ведать и лечить, почетно у них это, что царица сама на болящих руки возлагает. Разве что, - шепотом добавляла, - разрешает только детишек малых да баб смотреть, да я не спорю.
Я все равно вздыхала грустно. Кащей, видя печаль такую, приглашал нас в царство подземное к нему переселиться. Но отказался отец.
- Благодарствую, зять дорогой, - сказал он за обедом как-то, чашу вина выпив и усы с бородой отерев, - но я в селе своем родился, в нем и помереть хочу. Чтобы положили меня рядом с Аннушкой моей, женой любимой – могилка ее тут уж девятнадцать лет, и я никуда не уйду. А ежели Марья захочет с Аленой жить, - посмотрел он на меня, - так неволить я ее не буду.
- Останься, Машенька! – Алена меня за плечи обняла и подбородок на плечо положила.
Ох и похорошела же она замужем: пополнела, величавой стала, волосы рыжие золотыми волнами на спину ложатся, обручем с каменьями на лбу прижатые. Только улыбка такой же озорной осталась, да глаза веселыми.
- Нет, сестрица, - покачала головой я, - у тебя своя судьба, а у меня своя. Останусь я с батюшкой, пока не найду друга сердечного, такого, чтобы мы с ним друг друга так же, как вы с мужем любили.
Переглянулись Кащей и Алена: зарумянилась сестра, усмехнулась лукаво.
- Тогда этого и буду тебе желать, Марьюшка, - сказала она. – Вижу, что за меня ты счастлива, а мне не будет больше счастья тебя счастливой видеть.
А какое уж тут счастье, если надоели мне женихи эти хуже горькой редьки? Раньше по два-три за день к воротам нашим подъезжало, а теперь, как прознали, что сестра моя царицей подземной стала, и десяток мог пройти. Пусть двадцать один год мне, уж перестарком слыть должна, но не останавливало это женихов. Я хоть и медленно соображаю, но и то дотумкала, что красивая жена – то хорошо, а ежели ты женой такой с царем породнишься, так это стократ лучше.
