И тут как обычно, и как всегда некстати, зазвонил телефон.

– Чего тебе? – не здороваясь, неприветливо ответила Рада, нарочито громко жуя жвачку.

– И я тебе очень рад, – ответила трубка голосом коллеги. – Чего делаешь?

– Найдите правильный ответ, – раздраженно произнесла девушка, подражая телеведущему шоу. – А: пью шампанское и жру ананасы, Б: вышиваю крестиком, В: пишу очерк на Пулитцеровскую премию, Г: хочу выпрыгнуть с 16 этажа. Возьмете подсказку?

– Понятно, пишешь, – коллега, похоже, и не обиделся. – Это, слушай. Мы с ребятами – Славка, Катька, Юрка, Анька – решили тут посидеть немного. Погнали?!

– Без меня. Мне завтра на третью полосу материал сдавать, а у меня еще конь не валялся. Да что там – не приходил даже еще конь. И муза меня никакая не посетила, не пишется совсем, – мрачность голоса явно показывала нежелание куда-то срываться и «посидеть».

– Рада, да что там писать-то?!

– Да хрень полная выходит. Не сделаю – Вера приговорит к расстрелу через повешение на Центральной площади.

– Не приговорит, – не сдавался абонент. – Тебя даже ругать и то не будут. Авдеич, как всегда, заступится. Рада…

– Стас, блин, отвали, идите без меня, – начала беситься журналистка.

– Рада… Хочешь, я напишу статью за тебя? – уже тихо и примирительно коллега. Он явно имел на нее какие-то виды и планы на предстоящий вечер. И Рада это понимала.

– Старик, я слышал много раз, что ты меня от смерти спас! Зачем??? – преувеличенно театрально прочитала строчки Лермонтова Светлая. И захихикала.

– Драмкружок 3-го «Г» на гастролях, – Стас похоже начал заводиться. – Ты можешь нормально разговаривать?!

– Давай, пока, – Рада отключила трубу, села за компьютер и стала набирать текст. Перебранка ее взбодрила, разозлила и явно пошла на пользу. Слова в предложения стали складываться буквально сами с собой.

III

На конечной остановке трамвая – или, как говорят, «на кольце» – народу собралось достаточно много. Хотя время было уже не «час пик»: уехали все студенты, рабочие с близлежащего завода, работающие рядом служащие и прочий офисный планктон. Стояли и отъезжали трамваи, в диспетчерской отмечали путевые листы вагоновожатые и сдавали деньги кондукторы. Там же, в этой обшарпанной временем служебной будке работники городского транспорта курили, ели-пили нехитрую снедь с чаем-кофе, болтали, или просто отдыхали от излишка сосуществования с незнакомыми людьми.

Большинство пассажиров ждали «десятку». Она долго не отправлялась почему-то. А ведь это был единственный маршрут, который шел на окраину города.

Высокий мужчина с явным лишним весом, в одежде эстетики 80-х годов, с полными тряпочными сумками уныло переругивался с маленькой тщедушной пожилой женщиной лет 60-65 лет (мама?), одетой также, по моде своей молодости. Издали их легко можно было принять за пару стариков, а не за сына и мать. Вся из себя спортивная барышня – в костюме с трилистником, куртке, с большой спортивной сумкой (в ушах наушники с музыкой) беспокойно нарезала круги вокруг диспетчерской. Остальные граждане тоже нетерпеливо нервничали, но молча и на месте.

Наконец из служебки вышел вагоновожатый, парень приблатненного вида: в кожанке, кепке и солнцезащитных очках, походка что называется, «как на шарнирах». По-хозяйски, с самодовольным видом, неторопливо обошел трамвай, проверил двери, колеса (там то что проверять – не давление же в шинах!), салон, сел на свое место с видом, как будто в Ламборджини. На «кругу» по пути к остановке он разогнался так, что заскрипели, засвистели и взвыли все детали старого вагона. Молодая, полноватая женщина в бушлате кондуктора отошла от кучки коллег – в руках у нее был пластиковый стаканчик с кофе – и поспешила к трамваю, куда уже стали загружаться пассажиры.