Вспышка, жестяной грохот. Сверху осколки посыпались. Марк распахнул дверь, вывалился наружу, хрустя подошвами по битому стеклу. Сообразил: «Промах. Над самой головой засадил, в дежурную лампу». Метнулись в сторону пальмовые стойки, ступеньки перед глазами запрыгали. Опомнился Марк метрах в пятидесяти от выхода, благо что побежал в правильном направлении. Инстинкт. А если пальнёт в спину? С пяти шагов не попал, но всё же.
Не сбавляя шага, Марк взял левее – ближе к стене, повернул за угол. Подумал на бегу: «Как зверя гонят в логово. И загонят. Вилять бессмысленно. Нет, не станет он гоняться. Со страху пальнул. Одумался? Вряд ли. Ненависть. Ненависть и страх рука об руку ходят». Он задержался на перекрёстке – перевести дух. Окна домов светились мирно, как ни в чём не бывало. Иркино тоже. И кухонное. Как будто ничего не случилось. В небе над соседней пятиэтажкой полыхнуло; перебегая дорогу, Марк услышал хлопок. «Фейеверками кто-то балуется? Пятница. Как попасть внутрь? Там замок. Отпечатки пальцев. Мои нельзя. Дверь выбить?» Не пришлось, кто-то опередил, входная дверь была распахнута настежь, висела на одной петле. В барабанные перепонки больно ударило воздухом, земля под ногами дрогнула. Нет, это не фейрверк, понял Марк. Лифта ждать не стал, мигом взлетел на седьмой этаж, загрохотал кулаками в дверь, крича: «Ира! Ир-ка! И-ир!» Подъездное эхо показалось ему странным. Всё было странно, как во сне. «Был такой сон, точно помню». Задержав дыхание, он прислушался. Тихо. Ни малейшего шевеления. «Открыть? Всё-таки нельзя давать Элмэру мои пальчики. Выбить дверь? Они там обе спят, что ли? Если выбью, Элмэр увидит взлом. Пусть». Дверь подалась со второго удара. Свет горел везде, даже в кладовке, ни жены, ни дочери дома не было. Разгром в квартире страшный: шкафы внутренностями наружу, шмотки под ногами, на кухонном полу посуда битая. И никого, пусто. Кошмарный сон. Но только в том сне не получилось попасть в квартиру. Во сне был тот человек…
«…он вошёл в лифт следом за мною. Не сразу. Сначала я был в кабине один – до клавиш не мог дотянуться, потому что не по моему росту сделаны – кабина огромна. Я почему-то знал, что даже если достану каким-то чудом до нужной клавиши, лифт всё равно не закроет дверей и с места не тронется, слишком я для него лёгок. Я не заметил, как этот человек вошёл, просто вдруг пол просел у меня под ногами и по правую руку от меня появились два огромных шнурованных ботинка и пятнистые штаны. Чтобы увидеть лицо, я задрал голову кверху, но так и не разглядел. Человек-башня. Мне стало страшно, я хотел выскочить из кабины – не послушались ноги. Человек-башня молча выбрал этаж. У меня подогнулись колени, когда кабина пошла вверх, а после захватило дух, когда она остановилась у моего этажа. Ему выше, подумал я и выскочил прочь, как только стали разъезжаться двери. Скорее домой! Дверь заперта, ключей нет, дома отец, помнил я. До пуговки звонка не допрыгнуть. Дверь, площадка, лестница – всё каким-то чудом выросло вдвое. Я с разбегу ударил дверь плечом, забарабанил по ней кулаками – без толку. Мягкая обивка съела звуки. Я оглянулся. С восьмого этажа неспешно спускался тот самый, с которым ехал в лифте. Вернуться? Не успею, кабина на восьмом. Вниз, по лестнице! Я кинулся было, но даже второго шага не сделал – с шестого этажа поднимался второй пятнистый, тоже огромного роста. Я прижался спиной к двери, лягнул её – безнадёжно, отец не услышит. Две пары ботинок увидел я штанины, вверх смотреть было страшно. Голос сверху спросил… Я не понял ни слова, но почему-то догадался, что эти двое пришли за отцом, не за мною. И в тот же миг до меня дошло: ни в коем случае нельзя открывать дверь! Я хотел крикнуть: папа, не открывай! – но дверь за моей спиною подалась. Я потерял опору, стал падать…»