– Фимбрию я беру на себя. Думаю, через несколько дней он протянет медную монетку Харону12, чтобы тот перевез его в царство мертвых.

– Буду признателен, если ты избавишь Азию от этого разбойника, – облегченно вздохнул Митридат. – Если мы нашли с тобой общий язык, не обменяться ли нам рукопожатиями?

– Не вижу для этого препятствий.

– Тогда у меня есть маленькая просьба. Протяни руку первым. Ведь ты при встрече отверг мое приветствие на виду у всего войска…

– Понимаю, понимаю, – кивнул Сулла и протянул руку.

Митридат неторопливо, как и подобает царям, ответил пожатием. Оба войска радостными криками приветствовали примирение недавних врагов. Впрочем, воины Митридата выражали свою радость более бурно и искренне.

Заключив мир с одним противником, Сулла Счастливый в тот же день повернул легионы на нового врага.

Фимбрия же, наоборот, как только узнал о встрече Суллы и Митридата, стал спешно уводить свое войско вглубь Азии. Имея лишь два неполных легиона, нечего было даже мечтать о победе. Семь легионов Суллы шли по пятам врага, относясь к походу, как к небольшой прогулке. Они настигли грозу Митридата недалеко от лидийского города Фиатиры. Не желая напрасно проливать римскую кровь, Сулла приступил к осадным работам.

Воины Фимбрии начали покидать свой лагерь и перебегать к противнику. Они тут же включались в работу: копали ров, ставили частокол и криками призывали товарищей следовать их примеру.

Фимбрия продержался пятеро суток. Он даже не пытался что‑либо предпринять, чем вызвал немалое удивление, как у своих товарищей, так и у врагов. Наконец, утром шестого дня Фимбрия отправил послов в лагерь Суллы с предложением о личной встрече. Зная о довольно мягких условиях мира для Митридата, он также надеялся достичь более‑менее достойного соглашения.

Едва из лагеря Суллы вышло человек десять, Фимбрия поспешил им навстречу. Желая показать, что он полностью доверяет Сулле, мятежный легат взял с собой лишь старого преданного Нония. По мере сближения беспокойство все больше охватывало Фимбрию. Его взгляд метался с одной движущейся фигуры на другую и, не найдя нужной, в последней надежде вновь и вновь всматривался в идущих навстречу.

– Где же Сулла? Или Любимец Афродиты так изменился за годы войны в Греции, что его невозможно узнать?

Посольство проконсула остановилось шагах в десяти от Фимбрии. Вперед вышел один из легионеров, ничем не отличающийся от товарищей, и произнес:

– Здесь нет Суллы Счастливого. Я, центурион Рутилл, уполномочен проконсулом вести переговоры с тобой.

– Почему же не пришел Сулла? Даже Митридат – злейший враг Рима – имел возможность встретиться с ним. Мне же, легату, назначенному римским сенатом, приходится довольствоваться простым центурионом. О чем мне с тобой говорить, Рутилл?

– Говорить тебе вовсе не обязательно. Я пришел, чтобы передать предложения Суллы, а ты, Гай Фимбрия, можешь согласиться с ними или не согласиться. – Не дожидаясь ответной реакции, Рутилл продолжил речь. – Чтобы понять, почему Сулла не пришел на встречу лично, выслушай историю царя Пирра, которую проконсул велел рассказать тебе, прежде чем я передам его предложения.

– Рассказывай скорее, центурион, иначе я умру от нетерпения.

– Двести лет назад Риму довелось вести войну с царем Эпира Пирром. Римлянам не везло: Пирр разбил их при Гераклее и привлек на свою сторону многих римских союзников. В это время к консулам явился человек и принес послание от личного врача Пирра. Тот предложил отравить царя за большое вознаграждение. Как же поступили римляне? Они отослали послание врача Пирру и в своем письме подробно изложили все обстоятельства дела.