Пугает он меня порой. Может и правда, что у него тоже душа вся в пятнах?

– Всё может быть. – продолжил он. – Сумеешь встать плечом к плечу со мной в одном братстве – может, расскажу. А пока… Погружайся в свою душу и выбери любое тёмное пятно. Хотя нет. Найди самое первое и погружайся в него с головой. Вперёд.

Моя душа находилась в затылке, точнее, чуть ниже и глубже, спрятанная основательно. Когда я её обнаружил, подумал: не зря ведь головы рубят – раз, и нет души. Интересно, а что в таком случае будет с перерождением? Димитрий сказал, что не задумывался об этом и на несколько минут ушёл в себя, а после уже не поднимал этот разговор.

Сама душа представляла собой сферу, усыпанную сотнями микроскопических точек. Каждая точка – мощное воспоминание, хранящее свою силу и след. А чёрные пятна – тяжёлые воспоминания, что своим влиянием заражали и искажали окружающие точки. У того же Максимилиана ничего подобного и близко не было. Даже его чувства, направленные на меня, не являлись плохими воспоминаниями, а скорее желанием самой души. Оказывается, и такое бывает. Есть у меня предположение, что именно это и есть сила скоморохов.

– Не отвлекайся, сосредоточься на деле! – услышал я голос Димитрия.

Найти самое первое тёмное пятно оказалось нетрудно – одно из двух самых больших, оно как бы само тянуло взгляд в свою сторону. Я смотрел в эту чёрную область и не решался нырнуть в неё с головой. Я не помнил, что там, и даже не знал, хочу ли вспоминать.

– Ну… Была не была.

И направляю своё сознание в эту черноту.

– Святогор приказал зачистить заставу. Никого не оставлять в живых! – слышу приказ и одобрительно кричу в ответ. Я и ещё трое бойцов бежим к срубу, расположенному у левого края заставы. Интуиция кричит поднять щит, и я вскидываю руку вверх. В этот момент по мне прилетают две стрелы. Ещё одна попала прямо в горло Владимиру, с кем мы с первого дня были братьями по оружию. Я зол. Бегу вперёд, парни следуют за мной. Врываемся в сруб – перед нами трое подростков. Они перепуганы, хватаются за стрелы, вместо того чтобы достать клинки. Глупцы. Мы их зарубили.

Смотрю вокруг и замечаю лестницу, ведущую под крышу. Поднимаюсь наверх с клинком наготове и замираю. Передо мной дети: мальчик и девочка, не старше шести лет. Мальчик обнимает девочку. Они боятся меня, но молчат. Глядят испуганными глазами, из которых невозможно уйти, невозможно даже сделать шаг вперёд.

– Ну что там? – кричит Степан, мой друг.

– Дети. Совсем малютки… – слова даются тяжело, будто чужие.

– И чего ждёшь? Слышал же приказ. Сколько они наших погубили. Сделай это и побежали дальше. Мы ещё не всё зачистили.

Его слова звенят в ушах, а лица детей застыли в глазах. Поднимаю руку с клинком, и мир замирает. Чья-то ладонь сжимает моё плечо, и я отрываю взгляд. Это Димитрий. Он смотрит пронзительно, а я не могу сдержать слёз. Как же больно. Это сделал я? Как я мог? Они же дети…

Сердце сдавливает, дыхание перехватывает, кажется, что вся кровь пульсирует в висках и на лице. Очень больно, очень тяжело.

– Ты был молод, когда это случилось. И чтобы защитить себя, ты забыл. И то, что было дальше. Сейчас эта часть прошлого с тобой. Ты её уже не сможешь забыть. Поверь мне, это нужно тебе пережить. Это поможет.

Почти задыхаюсь, не вижу даже лица Димитрия – просто размытое что-то напротив. Но это всё фон, я вижу только два детских лица. И плачу.

– Простите меня. Простите меня, прошу…– но они не ответят. Их больше нет, они сгинули от моей руки. Чудовище.

Срываюсь и бегу, не могу больше. Бегу, словно за мной гонятся их призраки, а не воспоминания. Продираюсь сквозь ветви, кустарники, через поваленные стволы. Бегу, не останавливаясь. Бегу и бегу.