– А ну-ка, Пентюх, подойди-ка сюда, – потребовал он.

Официант, держась за рот и кривясь от боли – он прикусил себе язык, когда Марабу брал саечку, – встал с кресла и приблизился.

– У тебя, Пентюх, вентиляция работает?

– Не знаю, Леонид Кузьмич, – прошамкал Официант, всё ещё держась за рот и дожёвывая орехи.

– А ну-ка подставь руку к решётке. Дует?

– Не знаю, Леонид Кузьмич. Вроде нет.

Марабу встал сзади Официанта, ещё раз внимательно осмотрел стол и стены в надежде обнаружить мух. Их не было. Он взмахнул рукой и с силой по касательной ударил по толстой заднице.

– Ой! – вскрикнул Официант от жгучей боли.

Марабу рассмеялся:

– Ну ладно, Пентюх, жри свои орехи, а я пошёл.

Как только Марабу оказался в коридоре, настроение у него резко упало. «Куда мухи подевались? – думал он, оглядывая стены. – Даже у Пентюха нет, а ведь там настоящий рай для них. – Марабу нащупал мухобойку. – Соскучилась, родимая».

И тут же услышал голос мухи-царицы: «Когда ж ты, проклятый садист, насытишься нашей кровушкой! Нашёл удовольствие – убивать… Подлый злыдень. Нет страшнее зверя, чем человек».

«А может, они неспроста исчезли?» – подумал Марабу, холодея от ужаса.

Следующий, к кому зашёл, был замгендиректора по капитальному строительству. Звали его Петром Петровичем. Был он не выше Марабу, но не в пример тому широкоплеч и коренаст, с короткими русыми волосами, с короткой же шеей. Говорил всегда громко, почти кричал и через каждые два-три слова почти матюкался. Он не произносил матюки до конца, а говорил только одну или две начальные буквы. Вроде бы и не матерился, но, когда озвучивал первые буквы непечатного слова, всем было не только ясно, что это за матюк, но и весело. Марабу с Петром Петровичем было легко и комфортно. Он видел в нём родственную хамскую душу, прощал грубые выходки и был с ним почти на равных.

– Здорово, Петрович! Как дела? – поприветствовал Марабу.

– Как в порту, сахар в жопе, ху во рту. Здорово! – ответил Петрович, вставая с кресла.

Марабу, зыркая по сторонам в поисках мух, подошёл к Петровичу и пожал ему руку. После рукопожатия они одновременно замахнулись друг на друга. Марабу со словами «Ты первый испугался» стал подставлять палец под подбородок Петра Петровича, чтобы взять саечку за испуг. Тот, в свою очередь, говоря «Да иди ты в жопу, Леонид Кузьмич, ты первый испугался», старался сделать то же самое. Громко смеясь – а Пётр Петрович даже повизгивал, как поросёнок, – они стали возиться, пытаясь оттолкнуть руку другого от себя, чтобы взять саечку первым. Наконец Пётр Петрович, как начальник более низкого ранга, хотя и был в два раза сильнее Марабу, поддался более высокому начальнику, и тот взял у него саечку за испуг. Довольный Марабу подошёл к вентиляционной решётке.

– Слушай, Петрович, вентиляция у тебя работает?

– А ху его знает. На ху она нужна, – ответил Пётр Петрович, подойдя к Марабу.

Зная, что тот будет пытаться ударить его по заднице, встал боком.

– А ну подставь руку к решётке, – попросил Марабу.

Пётр Петрович протянул руку к решётке, опасливо косясь.

Марабу ещё раз оглядел кабинет в надежде найти мух и спросил:

– Дует?

– А ху его знает, Леонид Кузьмич. Кажется, нет.

Марабу хотел было ударить Петра Петровича по заднице, но тот, смеясь, отскочил в сторону.

– Да иди в жопу, Леонид Кузьмич!

– А у меня воздуховод, падла, гудит, работать не даёт. Ну да ладно, – сказал Марабу и вышел из кабинета.

Потом он заглянул к заместителям генерального директора по экономике и транспорту, но и у них насекомых не было. Беспрестанно повторяя про себя: «Куда мухи подевались?» – Марабу прошёлся по некоторым кабинетам от четвёртого и до первого этажа всё под тем же предлогом – проверить вентиляцию. Зашёл и на кухню. Казалось бы, это наилучшее местообитание для мух: шёл вовсю процесс приготовления пищи, в воздухе носились ароматные запахи. Но и здесь их не было!