А тем временем на ту же табуретку, распаленный чем-то ему только ведомым, потому как пил весьма умеренно, взобрался Вадим Тумасов.

Как и всякий артист, он был обряжен в костюм с бабочкой и, несмотря на жару, ни разу не снял с себя этой стесняющей тело одежины.

Он притуманил свой взор и чуть приглушенно стал читать:

– Не буду! – шаловато вставила Карина.

А Вадим продолжил:

Пока Тумасов читал стихи, через Кима, казалось, прошли ветреные дни и ненастные ночи, пролились дожди и прошумели вьюги. И на передний план наплывал стойкий образ позиции внутри себя. Он мало кому говорил, что в минуты особого расположения пописывает стихи, такие, к примеру, как эти:

Вместе с тем он знал, что узок коридор, по которому человек идет к успеху. А разрушительный характер неудач больше является средством, а не целью.

Когда-то ему казалось, что поэзия появляется только в результате экзотических путешествий. Когда устойчивое состояние повседневности разрушает тот спокойный оптимизм, который граничит с ленью. И правила жизни диктуются негаданными обстоятельствами.

Но очень скоро, побывав во многих местах уникальных красот, он как бы понял, что впечатления затрагивали только нежный слой сознания, а то, что укорененно жило у него раньше, так и осталось невостребованным. Хотя, в общем-то душа была разумно настроена на восприятие чужих идолов.

Огорчительно возвращаться домой ни с чем, потому он привозил ворох стихов, в которых мелькали экзотические названия, даже проскакивали местные словечки, а то и целые фразы, но все это-то старо как мир и только приспособлено к новой обстановке.

Иногда, правда, проскакивала интересная строка, а то и целая строфа. И он пытался понять, временный ли это успех или постоянная победа. И вдруг открывал, что высоколобое слово само по себе не символ умности. И создается впечатление, что в гитару, на которой он собирался играть, поналезли пчелы, и она стала издавать звуки раньше, чем он ударил по струнам.

– Чьи это стихи? – наконец спросил он у Вадима, когда тот спрыгнул с табуретки в объятья Карины Мараховской.

– Ты бесподобен, даже читая эту ерунду! – произнесла она. А Тумасов, видать, стеснялся, что не может ответить на вопрос Евгения, потому как затискан пьяной бабой.

Они отошли в сторонку, и только тогда он произнес:

– Есть в Волгограде поэт Геннадий Куимов. Это его вирши.

– Ну и как они вам? – осторожно поинтересовался Ким, не признавшись, что хорошо знает автора.

– Это – страдание, превращенное в дань, – ответил артист.

– Теперь бы понять, хорошо это или плохо? – настаивал Евгений Иванович.