Я должен убедить ее, что ее сердце – лжец, что ее интуиция – паранойя, что ее слезы – манипуляция, а ее гнев – истерика. Ее эмоции – это ее внутренний компас? Прекрасно! Я должен его сломать, разбить вдребезги, чтобы стрелка всегда указывала туда, куда выгодно мне, или просто бешено вращалась, ввергая ее в пучину дезориентации.
Поймите, факты, события (которые мы научились отрицать в предыдущей подглаве) – это одно. Их можно как-то зафиксировать, записать, найти свидетелей (хотя я стараюсь этого не допускать). Но эмоции! Эмоции – это другое дело. Они субъективны, невидимы, их так легко объявить "неправильными", "чрезмерными", "неадекватными". И общество, увы, часто мне в этом помогает, особенно когда речь идет о женщинах, которых веками приучали считать себя "слишком эмоциональными". Я просто использую этот заплесневелый стереотип как удобный инструмент.
И вот сценарий: я делаю или говорю что-то, что объективно является ранящим, оскорбительным, пренебрежительным или просто лживым. Это может быть тонкая насмешка, замаскированная под комплимент (неггинг, привет!), "забытое" обещание, пренебрежение ее просьбой, откровенная ложь, флирт с другой на ее глазах. И она, естественно, реагирует. Обидой. Слезами. Гневом. Страхом. Замешательством. То есть, она выдает абсолютно адекватную, здоровую эмоциональную реакцию на нарушение ее границ, на проявление неуважения, на психологический дискомфорт.
И тут на сцену выхожу я – не как виновник, а как мудрый, спокойный, рациональный (ха!) арбитр ее неадекватности. Я объявляю ее совершенно нормальную реакцию – неправильной, неадекватной, чрезмерной, инфантильной, глупой. Я использую целый арсенал фраз, отточенных до совершенства, каждая из которых – как капля яда, медленно разрушающая ее веру в себя.
"Ты слишком чувствительна" / "Ты все принимаешь близко к сердцу": О, это классика! Это универсальный ответ на любую ее попытку выразить боль или обиду. Я как бы говорю ей: "Проблема не во мне, не в моих действиях. Проблема в тебе, в твоей дефектной эмоциональной системе". Я подразумеваю, что нормальный, здоровый человек (читай: я) на такое бы не отреагировал. Это мгновенно валидирует мои действия (они же "нормальные", раз только "слишком чувствительная" ты на них реагируешь) и инвалидирует ее чувства. Она начинает думать: "Может, я действительно ненормальная? Может, другие бы на моем месте посмеялись или не обратили внимания?". Это заставляет ее стыдиться своей реакции, чувствовать себя слабой, ущербной. Я бью по самой ее сути, по ее способности чувствовать. Я как бы говорю: "Твои чувства – это помеха, баг, а не сигнал". И она, раз за разом слыша это, начинает сама себе затыкать рот, подавлять слезы, глотать обиду, чтобы не показаться "слишком чувствительной".
"Не делай из мухи слона" / "Ты опять драматизируешь": Это вариация на ту же тему, но с акцентом на масштаб ее реакции. Я как бы признаю, что что-то, возможно, и было (хотя чаще всего отрицаю и это), но ее реакция – несоразмерна, преувеличена. Я минимизирую значимость своих поступков или слов и максимизирую ее "драматизм". "Да ладно тебе, я всего лишь опоздал на полчаса / пошутил / забыл перезвонить, а ты уже устроила трагедию вселенского масштаба!". Я использую снисходительный, покровительственный тон, будто говорю с неразумным ребенком, который плачет из-за пустяка. Это заставляет ее чувствовать себя глупо, мелочно, нелепо. Она начинает сомневаться: "А может, это действительно мелочь? Может, я придираюсь? Может, я выгляжу смешно со своими переживаниями?". Она учится