Ох, еще же работа!

Машка еще вчера ухитрилась через подружку добыть мне недельный больничный. Но неделя пролетит быстро, а на работу ходить надо — иначе на какие деньги покупать все для малыша. Да и декретные сейчас очень маленькие — нужно придумать, как заработать еще.

Видимо, у меня на лице отразились все эти мысли, и Мира сразу нервничает. Снова хватает за руку и заглядывает в глаза:

— Ты же не уедешь? Да? Мы сейчас пришьем Пушику ухо. Ты умеешь шить с иголкой? Мне няня Настя пока не разрешает…

Константин тоже смотрит встревоженно, хотя я вроде ему ничего не обещала. Мне странно от этого взгляда, хочется уставиться в пол. Рядом с ним я остро чувствую, что одежда у меня дешевая, на голове — распустившаяся от шапки скучная коса. И опухшее от вчерашних слез лицо. Еще та красавица.

Я успокаиваю ребенка:

— Нет, мы же договорились — ты позвала меня в гости. Няня правильно делает, что не разрешает. Можно уколоться. Но у меня есть специальные иголки. У них кончик кругленький.

— А зачем они такие круглые?

— Чтобы шить толстой ниточкой по дырочкам. Я могу показать…

Я смотрю вопросительно на Константина, и он понимает меня без слов.

— Мира, зайка, если ты отпустишь Лику, то я ей покажу, где ее вещи. Их уже привезли. И она сможет найти для тебя эту самую иголку. Для вышивания, я правильно понял?

— Не думала, что вы разбираетесь, — удивляюсь я.

От того, как он произносит мое имя, мне становится жарко. Он мягко прокатывает его на языке, словно пробуя, и это очень смущает.

— Моя мама, бабушка Миры, любила раньше вышивать и вязать, — мягко улыбается Константин. — Теперь только вяжет. Зрение стало хуже. Но я помню, как она вышивала картины, — и добавляет, — Мира, Лика права — такой иголкой ты не уколешься.

Опять мое имя. Это почему-то так странно, что Константин сразу обращается ко мне имени уже дважды, а я всего-то успела сказать ему пару слов.

— Давай ты пока найдешь няню — она сегодня много переживала и, наверно, у себя в комнате, а мы пока найдем иголку, — предлагает Константин. — А ты еще переоденешься, а то в садике вы много играли. И умоешься. И может, даже успеешь перекусить. Сегодня испекли яблочный пирог, а ты совсем об этом забыла.

— Ой, няня Настя же! Надо показать, как мы отмыли Пушика, — Мира хватает игрушку, суется отцу под ладонь, тот ласково гладит ее, целует в макушку. — Ты не уходи только никуда, Лика! Пушик не может без уха. И пирог у нас очень вкусный. Я помогаю его готовить. Мою яблоки!

Мира убегает — яркое радостное пятнышко из желтой футболки и ярко-зеленых брючек. Хорошо быть маленькой! Любая беда быстро проходит. Хотя этой девочке не позавидуешь. Но теперь мне видно то, что было непонятно, там, на улице. Выходит, отцу ребенок все-таки доверяет.

— Лика, я еще раз прошу прощения, что мы влезли в вашу жизнь. Мало того — без спроса, — Константин разводит руками, но раскаяния в его словах нет.

Ему точно не стыдно. Он из той породы мужчин, которые за своих женщин свернут горы. Меня накрывает острой завистью. К тому, что Константин принадлежит другой. И что у моего ребенка никогда не будет такого прекрасного родного отца.

— У вас очаровательная дочь.

Это дежурный ответ, но он подходит. Мира действительно прекрасна.

— Давайте перейдем на ты. Так будет проще, — и не дожидаясь моего согласия, он встает и жестом зовет за собой. — Твоя комната будет рядом с моим кабинетом, — неожиданно добавляет он. — Если что — сможешь позвать на помощь.

— Помощь в чем? — глупо спрашиваю я.

— Да в чем угодно. Комод передвинуть. Например, — кажется, Константин шутит.

— Я думаю, что справлюсь сама. Тем более вряд ли мне придет в голову двигать в вашем доме мебель.