Но, пропустив меня в палату и пробормотав: «Викуля, а к тебе пришли!» — исчезла с глаз вон.

Показалось, что даже лязгнуло что-то.

— Здравствуйте, Виктория.

Девушка, сидящая в палате, мало походила на ту, которую я встретил тем вечером. Пропал живот, лицо с чистой, если не сказать, что с бледной кожей приобрело рельеф, но взгляд, которым она жгла меня в тот вечер, потух и был направлен в никуда.

— Помните меня? Мы уже встречались с вами.

Подвинув стул, я сел рядом с ней, не переставая рассматривать ее.

— Решил навестить вас и узнал о случившемся...

Я смотрел то на нее, то на присланные цветы, то на нетронутую корзину со снедью и говорил сущие банальности. В то же время это были не они.

— Жаль, что все вышло так. Я понимаю, что вы чувствуете. Терять близких, родных...

Я не дошел до «детей», осекшись, как женщина посмотрела на меня.

— Неужели? — произнесла она так, что в пору было засомневаться поставленному диагнозу «апатия».

Ее голос не отражал и тени случившегося. Он был наполнен силой. А глаза... Взгляд, которым она одарила меня, готов был испепелить.

— Ты знаешь, каково носить ребенка? Чувствовать жизнь внутри себя? Видеть, как он тянется к тебе сквозь кожу? Чувствовать, как растет? Гладить его пяточки? Говорить каждый день? Любить и ждать встречи?

Она договаривала последнее, отвернувшись.

— Ты знаешь, как это терять его? — спросила она совсем тихо, и губы ее задрожали. — Не суметь сделать ничего и согласиться…

Ее глаза увлажнились. Я ждал, что она заплачет. Но этого не случилось.

— Ты ничего не знаешь и никогда не поймешь, каково это.