Новоиспеченный помощник Денис зарылся в своей новой вотчине, обложившись всевозможными папками.

— А чья же?

Я вздохнул, вновь оказавшись на улице.

— Она не моя жена, — проговорил я жестко, словно пытался расставить точки над i уже сейчас. — Я просто помог ей в трудной жизненной ситуации.

— Вот оно как, — несколько озадаченно протянула медсестра. — Но может, ты все равно заедешь к ней?

Как она себе это представляет? Я точно никак. Что я вообще скажу ей по поводу того, что не понимаю?

— Может быть, вам созвониться с ее мужем?

Бабуля на том конце трубки вздохнула, сказала «конечно-конечно», а потом добавила:

— Будем искать.

— Что значит «искать»?

Вместо того чтобы успокоиться прояснившемуся моменту и повесить трубку, я на кой-то черт принялся расспрашивать, погружаясь в чужие проблемы.

— То и значит, что молчит Вика. Знаем имя, потому что назвала его при поступлении, а больше ничего. Оно и понятно, горе-то какое – дитя потерять! Плачет и молчит. Плачет и молчит, горемычная.

Слово, которым она обратилась к ней, совсем мне не понравилось. Хотелось дать совет не навешивать на человека ярлыки. Не стал лезть в чужое и уже состоявшееся мировоззрение.

— Вряд ли ей сможет помочь посторонний человек, Галина Викторовна, — заметил я, вспомнив имя на бейджике.

— Твоя правда, касатик.

Пора было прощаться, и я сделал это, но прежде попросил у бабули адрес.

Не знаю, по какой причине я сделал это и зачем дал указание нанятому помощнику отправить цветы, шоколад и фрукты практически незнакомой мне женщине. Возможно, хотел разрешить гештальт, а может и расправиться с чувством вины из-за матери Радомира.

Я не мог объяснить это и хоть как-то доказать, что я имею отношение к произошедшему кошмару. Наверное, не надо было доказывать ничего. Так говорил разум и шептала сознательная часть, уговаривая не лезь в чертоги чужих решений. Но я все равно думал о том, почему Ника решила уйти из этого мира. Почему за ней последовал брат, я не задумывался, так как он любил ее и, как по мне, даже слишком.

— Ты сделал то, о чем я просил тебя? — поинтересовался, появившись в офисе в понедельник.

Думал я совершенно о другом, в тайне и, кажется, совершенно мелочно радуясь, что в органайзере наступил какой-то порядок и отныне мне не требуется заниматься этим самостоятельно. Но я спросил об этом и даже не успел удивиться.

— Все сделано, Раис Каримович, — ответил Денис, поднявшись на месте. — Цветы, корзина с фруктами, сладостями и игрушками, а также шарики и открытка с поздравлениями и самыми лучшими пожеланиями отправлены по указанному вами адресу.

Последние слова, начиная с «шарики», Денис Викторович Черепанов договаривал медленнее и тяжелее первых, бледнея прямо на глазах. Что он увидел на моем лице, я не знаю, но понял, что что-то пошло не так.

— Открытка? — спросил я не своим голосом, оставив в покое конец шарфа. — Я разве просил о ней?

В случившейся ситуации с Викторией куда ни шли цветы и фрукты, но открытка с поздравлениями и шарики...

— Денис, мать твою, Викторович! На будущее! Делай то, что я тебе сказал либо в точности, либо не поленись позвонить мне и задать пару уточняющих вопросов!

Светлая приемная и кабинет, залитый первыми лучами солнца, перестали иметь прежнюю привлекательность.

Настроение испортилось, а что-то внутри шепнуло под какой эгидой пройдет эта неделя и встреча с советом директоров.

Я сделал шаг в сторону стола, не в силах противиться прошлому стремлению, и тут же повернул обратно к лифтам.

— Но это ведь роддом! — говорил парень торопливо, следуя за мной. — Я подумал, что это логично, понимаете, Раис Каримович?