Тем временем, моя тетя Люся вышла замуж и у нее родился Дима. Теперь дедушка с бабушкой ездили к ней для того, чтобы помогать. Меня они брали с собой. Тетя жила в Большом Девятинском переулке в старом доме напротив американского посольства. В подъезде было всегда темно и очень сильно пахло кошками. По узкой деревянной лестнице мы поднимались на второй этаж и звонили. Дверь с торчащими из под кожзаменителевой обивки кусками утеплителя открывалась и мы попадали на кухню. В квартире жило несколько семей и тетя жаловалась на то, что соседи воруют из суповой кастрюли мясо. В небольшом коридоре перед входом в комнату на стене вместо обоев висела огромная карта мира. Мне очень нравилось ее разглядывать. За дверью находилась комната. Она не была очень большой. В ней и обитала тетя с мужем, дядей Володей, и маленьким сыном. В комнате был выгорожен угол и в нем, за ситцевой занавеской жила вторая Димина бабушка. Она там спала и там же работала. Она не ходила на завод, как мой папа или в магазин, как моя бабушка, а занималась переводами дома. Она знала много иностранных языков и из-за занавески постоянно слышался стук печатающей машинки. Это была серьезная женщина. Она курила папиросы «Казбек» из картонной коробки с изображением всадника на фоне гор. И я совсем не мог себе представить, что она может кидаться в кого-нибудь очешником. В комнате тети Люси было совсем немного мебели, а все свободное пространство было занято полками с книгами и журналами. Пока родственники занимались с моим совсем ещё маленьким младшим братом, я рассматривал журналы, альбомы с репродукциями картин и атласы с цветными изображениями представителей флоры и фауны.. На «Фрунзенской» тоже была большая и тяжелая книга «Третьяковская галерея», но ее я знал почти наизусть, а здесь мне всякий раз давали что-то новое и интересное.

Я по-прежнему ходил в детский сад. Несколько раз в году у нас были праздники, вернее они просто были, а мы готовили к ним концертные программы. Воспитательницы давали нам задания и помогали их выполнить. К Новому году мы разучивали танец под песенку «Мишка с куклой бойко топают». Я был мишкой, а моя партнерша – куклой. Сначала под музыку мы громко топали ногами, а потом крутили головами и смеялись, показывая, как нам весело. В другом номере, уже к 8 марта, я рассказывал про то, что «А для милой мамочки испеку два пряничка». Надо сказать, что, выступая перед родителями, я жутко волновался и стеснялся и поэтому «глотал» буквы целыми словами.

Однажды в садик привезли новые стульчики, взамен старых. Взрослые говорили, что они «румынские». Лидия Васильевна сказала, что первыми на них могут посидеть те, кто лучше всех себя ведет. Посреди зала поставили два новых стульчика и она пригласила меня и еще одну девочку. Я сидел, вцепившись двумя руками в сиденье, и думал о том, что воспитательница, наверное, забыла и про разбитое стекло, и про голубя…

Нас не часто выводили за ворота прогулочного дворика. В тот раз нам помогали одеваться оба воспитателя и еще двое родителей. На улице нас построили парами и куда-то повели. Шли не очень долго. А потом увидели Кремль. Мы стояли в очереди на Красной площади и уже знали, что идем смотреть мертвого Ленина. То, что я увидел в Мавзолее мне было не очень по душе, зато понравились румяные солдаты с ружьями у входа.

Весна у нас наступала в начале мая. Дедушка с бабушкой перебирались на дачу, в дом. В это же время папа, забирая меня в очередную субботу домой, собирал из моего ящичка все вещи и, о чем-то предупредив воспитательницу, брал в одну руку сумку, во вторую – мою ладошку и мы с ним уходили до сентября. В этот раз было так же. Только осенью мне надо было идти в школу. Покидая садик, я не очень задумывался о том, что больше никогда его не увижу. Сейчас, спустя пятьдесят лет, я отыскал его на панорамных видах в Яндексе. Производственный корпус и отделение милиции, что огораживали прогулочный дворик, снесли. А само здание с воротами и калиткой стоит, как и прежде, только цвет поменяло. Пишут, что там сейчас размещена гимназия.