Может показаться смешным, но у меня в детском саду была личная жизнь. Мне очень нравилась девочка Люда из нашей группы. У нее были правильные черты лица, прямые русые волосы до плеч, а большой белый бант ей завязывали на макушке. Она была дочерью Лидии Васильевны и, поэтому, ночевала дома, а утром приходила к завтраку. Выходя утром из спальни к умывальникам я радостно отмечал, что она уже пришла и сидит в игровой зоне в своем синеньком платьице. Всякий раз, когда рассаживались за столиками, чтобы покушать, я искал её глазами, а потом время от времени посматривал в ту сторону. Я ей тоже нравился. В своих сердечных устремлениях она была более активна. Перегородив мне пути отступления где-нибудь в летней беседке или каком-то другом углу нашего прогулочного двора, она с подружками с неизменной настойчивостью выпытывала: «Кто из девочек тебе нравится?». Я был слишком скромен для того, чтобы отдаться чувству у всех на глазах и, глядя вниз и упрямо поджав губы, обычно отвечал, что никто. Но она не оставляла своих попыток узнать правду, а я и не противился. Однажды зимним вечером, при желтом свете ламп уличных фонарей, мы оказались одни в самом дальнем углу двора. От остальных детей нас отделяла стена снежной крепости.

– А давай целоваться! – предложила она.

– Давай! – согласился я и чмокнул ее в холодную влажную щеку.

– Целоваться надо в губы, – поправила меня она и ткнулась своими губами в мои.

Нам стало очень радостно и весело. Мы полулежали в сугробе лицом вверх и смотрели в черное небо. Время от времени один из нас приподниматься и быстро целовал другого в губы или в нос, или в щеку, после чего откидывался на спину и мы начинали неудержимо хохотать. Наверное в этом не было ничего смешного, просто нам было очень легко и хорошо.

После дневной прогулки дети возвращались в раздевалку. Часть вещей воспитатели уносили в сушилку – просторную бетонную комнату с толстыми горячими трубами вдоль стен, а мы поднимались в зал, мыли руки и рассаживались за столиками в ожидании обеда. Но сначала предстояло неприятное. Воспитательница подходила к каждому и наливала из тёмного пузырька противной вонючей жидкости в поставляемую столовую ложечку. Убедившись в том, что содержимое благополучно проглочено, переходила к следующему. Это вам не кривляния по поводу молочных пенок. Рыбий жир, несмотря на отвращение, пили все.

После обеда наступала пора тихого часа. Спать было не обязательно, но все должны были лежать в своих постелях. На это время приходилось наказание провинившихся. У нас не было принято ставить детей в угол, лишать пищи или, не дай Бог, вразумлять телесно. Проштрафившегося, независимо от пола, раздевали догола и ставили на кровати. Виновный, как правило, плакал и умолял, многократно повторяя: «Простите, пожалуйста, я больше так никогда не буду!», – но воспитатели были непреклонны. Обычно выставляли тех, кто ночью не сдержался. Таких в группе было всего трое-четверо. Но нарушали они не постоянно, а время от времени, поэтому и наказывали их не каждый день. Поставить могли и тех, кто нарушал порядок во время тихого часа, но, опять же, только в тех случаях, когда ребенок не реагировал на замечания взрослых и мешал другим детям. Постепенно все засыпали, тогда и провинившемуся разрешали лечь под одеяло.

По окончании послеобеденного отдыха мы полдничали булочкой с горячим молоком и шли на вечернюю прогулку.

По средам, вечерами, был родительский день. Ко мне приезжали мама или папа. Встреча и общение обычно происходили в раздевалке возле моего ящичка. Посетителей было немного, наверное, не у всех была возможность навестить детишек. К тому времени я уже понимал дни недели и уже с утра знал о том, что вечером буду кушать апельсин и конфеты. С собой в группу угощение было брать нельзя и поэтому приехавшие родственники пытались засунуть привезенные сладости в нас во время свидания. Разговаривали мы немного. Мама спрашивала о том, как у меня дела, а я говорил, что хорошо. А кушать не очень хотелось. Мы ведь уже ужинали. Потом мама разговаривала с воспитательницей, которая собиралась домой, а мы ложились в постели. Наступало время ночной нянечки.