И все же, стоя у моей кровати, они продолжали плакать. «Мама, папа, мне так жаль! – сказал я, пытаясь быть сильным ради них. – Простите меня, я натворил глупостей».

Ни секунды не раздумывая, мама ответила: «Вовсе нет, Генри! Что бы ни случилось, мы со всем справимся вместе!» Услышав эти слова, я сразу понял, что не одинок. Что бы ни происходило дальше, родители будут рядом со мной. У меня нет слов, чтобы выразить, насколько важно было это услышать и понять, что мне не предстоит столкнуться с неизвестностью в одиночку. Ощущение поддержки в моменты кризиса – вот что дает человеку силы выдерживать то, что с ним происходит, минуту за минутой, и когда мои родители произнесли вслух то, что я всегда чувствовал и без слов, но сейчас просто мечтал услышать, я понял: это один из самых важных моментов моей жизни.

До этого времени я чувствовал себя относительно неплохо. Я был в ужасе, но на физическом уровне все было в порядке. Единственная боль, которую я испытывал до сих пор, как это ни странно при такой серьезной травме, была боль от шины Белера на голове. Температура и давление были в норме, несмотря на прикрепленные к моей голове грузы, я еще мог говорить. Возможно, это было связано с повышением уровня адреналина в момент шока, но вскоре после приезда родителей у меня быстро упал пульс и уровень кислорода в крови. Меня снова повезли на рентген, чтобы понять, как на меня влияет шина. К сожалению, я был в прекрасной физической форме из-за занятий регби. После сильного удара головой о дно накачанные мышцы шеи свело судорогой, и вытяжения не произошло ни на миллиметр. Из-за этого, а также из-за быстро падающего пульса меня отвезли в операционную, где хирург на протяжении семи часов пытался поставить позвонок на место. Но ему этого не удалось.

Настоящая тьма наступила после операции. Едва очнувшись от наркоза, я сразу понял, что моя жизнь необратимо изменилась. Я находился в совершенно ином состоянии, чем накануне. Через рот в горло вели две большие трубки. Я был подключен к аппарату искусственной вентиляции легких (ИВЛ). Другая большая трубка была вставлена в нос и вела в желудок. Через нее мне вводили специальное жидкое питание, поскольку сам я не мог ни есть, ни пить. К руке была присоединена капельница для внутривенного введения антибиотиков. Тогда я этого еще не знал, но у меня начались стафилококковая инфекция и пневмония.

Сначала я думал, что после травмы впал в панику, но только теперь понял, что такое настоящая паника. Страх и мрачные мысли полностью поглотили меня. Я был зол, мне отчаянно хотелось встать и уйти отсюда. Я не мог двигать руками и пальцами, изо рта и горла торчали бесчисленные трубки, и теперь я не мог говорить. Безумное внутреннее напряжение тут же повлияло на меня физически: у меня повысилась тревожность и начались панические атаки. От этого так сильно упал пульс, что с мониторов исчезли все показатели, и сердце остановилось. За следующую неделю я семь раз полностью терял сознание, аппараты начинали громко пищать, ко мне прибегали медсестры, однажды медсестра вернула меня к жизни, быстро ударив по горлу.

Сердце не выдерживало нагрузки, было ясно, что долго я так не протяну. Я смутно понимал, что для регулировки сердцебиения мне поставили кардиостимулятор. Коробочка стояла в изголовье кровати и оглушительно громко тикала. У меня началась лихорадка и горячка. В приступах ярости я хотел выползти из этого бесполезного тела и оставить его на кровати.

Следующие несколько дней были настоящим кошмаром. Я был серьезно болен, никакой возможности еще раз попробовать поставить на место позвонок и спасти меня от хронической травматизации не было, поскольку операция была бы слишком рискованной. Если бы не мои родители, я бы с радостью уснул и никогда бы не проснулся. Но они поддерживали меня, сидели рядом со мной часами, читали вслух, решали вместе со мной кроссворды и говорили, говорили, рассказывали истории, читали сообщения от моих братьев, родственников, друзей и их родителей, а также от других людей, узнавших о том, что со мной случилось. Мы разработали систему, с помощью которой я пытался объяснить, что хочу: родители показывали одну за другой буквы алфавита, а когда доходили до нужной, я издавал какой-то звук. Затем они начинали снова, потом еще раз и еще, записывали и произносили получившееся слово. Времени на «разговоры» у нас было более чем достаточно. Мне потребовалось сорок пять минут, чтобы подсказать им ответ на викторину о британских поварах – Джеймс Мартин. Поэтому я промолчал, хотя и угадал ответ на следующий вопрос – Энтони Уоролл Томпсон.