Распущенные чёрные волосы Кантабриллин полностью закрыли лицо. Сама она не поднимала головы и не отрывала глаз от струн широкого и длинного хехмео-толь. Играла очень грустную современную мелодию в переложении и стилизации перевёртышей. Всегда любила музыку.

Хисуи некоторое время слушала, позволяя печали, выраженной в каждом извлечённом звуке и движении Кантабриллин, проникнуть глубоко в сердце.

Отзвучала последняя струна и будущая эрцеллет Лифорд заправила за ухо несколько крупных прядей. Выражение её лица, слишком сложное для понимания, для Хисуи отразило огромное напряжение мыслей и чувств. Впрочем, быть может, это занавеска, отделявшая девушек друг от друга, помешала всё понять в точности.

– Ты всё ещё ищешь выход? – осторожно и тихо спросила Хисуи.

– Нет, уже не ищу.

– Если хочешь поплакать, иди ко мне, – вырвалось у Хисуи.

И Кантабриллин, откинув золотистый ажур и сверкнув шёлком простого светло-зелёного платья, бросилась к подруге. Но Хисуи не услышала рыданий. Зато ощутила крепкое тёплое объятие.

– Нет, я плакать не хочу. Не сейчас, – призналась Кантабриллин и отодвинулась, чтобы заглянуть на мгновение в глаза подруги и вернуться к хехмео-толь. – Я не могу вылить слезами всё то, что во мне сейчас. Слишком много, не просто и не однозначно.

И Хисуи с удивлением опознала воодушевление, трепет и лёгкий восторг в полукровке, которая, подобрав волосы, снова пробежалась пальцами по струнам, но теперь – весело.

– Ты… его… влюблена в него? – на всякий случай спросила Хисуи, чувствуя себя дурой. В который раз за это утро.

– Я как будто уже за кем-то замужем и верна этому неизвестному до невозможного. Влюблена? Нет. Но я не могу рассказать тебе о причинах. Просто этот брак даст мне возможность решить проблему.

– Брак – это не то, что используют для решения проблемы, – покачала головой Хисуи. И добавила: – Я так слышала.

– Да, конечно, – легко согласилась Кантабриллин. – Ты же меня знаешь, так?

– Да.

– И веришь, что я не изменю принципам просто так?

– Да. Но я так боюсь, что ты тоже исчезнешь… – прошептала Хисуи. – Если ты исчезнешь…

– Я просто иду на очередную хитрость. Не переживай.

– Переживать будет поздно, когда Ли захочет уничтожить тебя за предательство.

– Это не предательство.

– Ох, узнаю Кантабриллин, – прозвучал знакомый голос. – Вечно в спорах о том, что делать этично, а что нет.

Девушки обернулись и одновременно воскликнули:

– Сапфирта!..

Прибывшая во всём блеске эрцеллет-принцессы Хоакина, Сапфирта, уже одиннадцать лет как супруга Классика и десять лет как мать его дочери, с любовью обняла подруг.

– Пахнешь и выглядишь восхитительно! – заверила Кантабриллин. – Как это он тебя отпустил?

– У Хоакина свой расчёт, – поморщилась Сапфирта и села рядом, аккуратно расправив сложное алое платье.

– Как ты, дорогая? – мягко спросила Хисуи у Сапфирты. – Кантабриллин всё время жаловалась, что Классик не выпускает тебя на солнечный свет.

– Я… – Сапфирта неожиданно зевнула. – Прекрасно. Чудесно. Замечательно. Я очень счастлива.

– Мария говорила о себе примерно то же самое.

– Что поделать, Хоакин и Рашингава – древнейшие. Уж они-то знают, как сделать своих женщин счастливыми. И Ли – тоже древнейший, кстати.

– Это какой-то намёк, да? – подняла брови прикинувшаяся равнодушной Кантабриллин.

– Вроде того. Он сможет сделать тебя счастливой.

– Да, конечно, но для этого нужна любовь.

– Не только. Иногда для счастья нужно гораздо больше, чем любовь. Иногда на тебя вдруг валится какое-то удивительное, неземное удовольствие, что-то совершенно уникальное. Что-то, что оказывается более важным, чем любовь.