– Эндрю, мне нужна… – начинает Пул, но обрывается на полуслове.

Он закрывает глаза и бормочет молитву одними губами. Спустя какое-то время, помолившись, открывает глаза. Когда он снова смотрит на Эндрю, он уже полон решимости. Готов сделать то, что должно.

– Святая вода. Да, подайте мне святую воду, – уверенно говорит он. – И откройте «Обряд». Начните читать обряд экзорцизма. Вы знаете, в какой он главе?

Эндрю механически кивает, внутренне содрогаясь.

Пул одаривает его едва заметной ободряющей улыбкой.

– Все будет хорошо, отец. Просто читайте, пожалуйста.

Эндрю снова кивает, открывает книгу, находит абзац ближе к концу и начинает читать.

– Изгоняю всяких нечистых духов, всякое дьявольское отродье, всякую силу сатанинскую…

В то время как Эндрю читает, монотонно и размеренно, Пул тоже приступает к молитве. Сначала тихо, а потом с нарастающей силой.

Он вынимает пробку из флакона со святой водой и наклоняет его над телом Пола.

11

– Какого черта вы здесь делаете?

Оба мальчика поворачиваются на голос.

Джонсон свирепо смотрит на них, стоя у подножия лестницы, его глаза кажутся темными впадинами в тусклом серебристом лунном свете, заливающем вестибюль. Его лицо – смутное пятно над воротником черной сутаны, длинные растрепанные волосы серпом разрезают призрачное лицо.

Он делает два решительных шага вверх по лестнице, и оба мальчика застывают на месте. Они попались.

Дэвид знает, как сильно Джонсон ненавидит Питера, и делает шаг вперед в надежде смягчить неминуемый удар.

– Простите нас, брат Джонсон. Мы просто… услышали, как кто-то кричит. И решили, что кому-то нужна помощь.

Джонсон тяжело вздыхает.

– Уж скорее вам стало любопытно. Любите вы сплетни разносить. Теперь слушайте. Живо возвращайтесь в спальню. Закройте двери. И уложите всех в постели. Если еще кого-то встречу, то прямиком отправлю в яму, и будете там согревать Бартоломью. Понятно?

Дэвид понимает, что это не пустые угрозы, и поспешно кивает.

– Да, конечно. Мы за этим проследим. Спасибо, брат Джонсон.

В тусклом свете кажется, что Джонсон смягчился. Наполовину развернувшись, он замирает.

– Не о чем беспокоиться. Ничего особенного… – говорит он. Его голос не такой агрессивный, как обычно.

Он это говорит нам или себе? – думает Дэвид. От этой мысли ему еще больше не дает покоя то, что происходит в спальне Пула.

Ни Дэвид, ни Питер не двигаются и не говорят ни слова, а просто стоят, застыв в ожидании. Джонсон раздраженно продолжает, как будто отвечает на вопрос.

– К нам привезли раненого, вот и все. Отец Пул пытается ему помочь. – Он поворачивается к ним, его лицо снова делается жестким. – Все. Я вам ответил. Теперь идите, пока я не поднялся и за шиворот не потащил вас в спальню.

Не произнося ни слова, Питер и Дэвид, развернувшись на пятках, быстрым шагом идут в спальню. Внутри они закрывают за собой двери и шепотом успокаивают тех, кто не спит.

– Ничего страшного…

– Всего-навсего какой-то больной…

– Ложитесь уже спать…

Когда все затихают, Дэвид лежит в своей постели с открытыми глазами и внимательно прислушивается. Он знает, что Питер тоже не спит.

Джонсон лжет.

Он поворачивается на бок и не отрываясь смотрит на очертания двустворчатой двери, на тяжелый металлический крест над ними. В животе появляется тянущее ощущение, не похожее на постоянное чувство голода. Он знает, что тот человек внизу не просто ранен.

Раненые не смеются, – думает он.

Несмотря на его беспокойство из-за ночных событий, темнота тяжелым грузом ложится на его голову. Его мысли замедляются, усталость притупляет острые грани страхов.

Наконец, не в силах бороться со сном, он уступает ночи и закрывает глаза.