–  Пусти ее, Ален, –  послышался сзади голос Горга. – Раз уж Мак так спешит навстречу смерти, не стоит ее задерживать.

 

 

3. Пролог Мак Март

Мак Март

Мамой я называла только одну женщину, и она не была той, что родила меня.

Сомневаюсь, что существо, способное оставить своего новорожденного ребенка на ступеньках роддома холодным мартовским днем, можно считать матерью. Я её и человеком-то не назову. Вся её «материнская любовь» выразилась в том, что она завернула меня в старую скатерть с маками. Удивительно, как я не сдохла в первый же день своей жизни в этом мире от такой «заботы». Так что единственное, что я получила от женщины, которую должна была называть матерью, это грязную скатерть с почти выцветшими маками и больше ничего. Ну и собственную жизнь.

Медсестра, что нашла меня – Зоя Павловна, посчитала забавным назвать младенца в честь тех цветов – Мак, а фамилию выбрала по месяцу, в котором я родилась – Март. Свое имя я ненавижу до зубного скрежета, как и протертую до дыр историю о своем появлении в родильном отделении. К сожалению, так случилось, что Зоя Павловна устроилась надзирательницей в сиротский приют, куда меня направили, и эту историю я слушала постоянно. Особенно донимало ее сожаление, что не оставила меня на той лестнице умирать, высказываемое каждый раз, когда я что-то натворю. Хотя на двери ее кабинета черным по белому написано «Воспитатель», она всегда вела себя как надзиратель в тюрьме. Не тешьте себя надеждой: дети в детских домах и приютах никогда не узнают, что такое нежность и забота, а на роль воспитателей всегда берут таких, как Зоя Павловна. Эта женщина. циничное и мерзкое существо, у которой своих детей никогда не было, потому что она искренне и всей душой их ненавидит. Лишь ей подобные люди не выгорают на такой работе, потому что детдомовские дети – это работа, а не семья. Единственная надежда, которая у нас оставалась — это что кто-то нас выберет, захочет взять к себе, как котенка из приюта.

И я тоже верила, как и другие дети, готовилась к ежемесячному празднику, на который приезжали усыновители. Помню, как радовалась, когда меня выбрали, я больше никогда не была так счастлива до этого, и тем более после. Меня взяла обеспеченная семья с мальчиком на два года старше меня, так что я обрела не только маму и папу, но и старшего брата. В то время я еще надеялась, что мне наконец-то повезло в жизни, но через три месяца все мои надежды рухнули, и я снова оказалась в приюте, а слово «мама» навсегда потеряло для меня любой смысл. Больше меня в семью не брали, да и я не хотела, вдоволь показывая возможным усыновителям свой дурной характер, совсем несвойственную девочке силу и тягу к дракам.

Я – отъявленная хулиганка, с шилом в одном всем известном месте. Но иногда, признаю это, мне все же бывает интересно: почему? Почему меня бросили?

С той, которую я называла мамой все ясно, она искала идеальную замену своей погибшей дочери, а не новую дочь. Бедняжку сбила машина, и женщина не могла смириться с утратой и муками совести несколько лет, а потом увидела меня и решила, что я ее повзрослевшая дочь.

Сначала я старательно ей подыгрывала, подражая остальным. Вся семья понимала, что она сошла с ума, но никто ничего не делал. Я боялась, меня вернут, поэтому выполняла все, что мне скажут, стала куклой и даже отзывалась на чужое имя. Проблема была в том, что я все равно ее не устраивала, была не слишком похожа, двигалась иначе или не так  смотрела. Ее даже бесили мои веснушки, потому что у ее погибшей дочери их не было.

Однажды она решила, что было бы здорово избавиться от них, просто сжечь утюгом. К тому моменту я уже не была для нее дочерью, всего лишь неидеальной копией, которую нужно «подправить».