Интересно, что первоначально Элис пыталась уладить ситуацию через общего знакомого, но тем не менее она достаточно доверяла магу, чтобы пойти на эскалацию, раз более тихий способ не принес результатов, и тем самым поставила себя и Ричарда в центр общественного внимания и, возможно, навлекла на себя осуждение со стороны окружающих. Сохранилась информация, что после этих обвинений Ричард подал на Элис в суд за клевету. Пришлось ли ей возмещать ущерб – неизвестно, но совет мага мог оказать серьезное и даже катастрофическое влияние на ее жизнь: если Элис признали виновной, то ее авторитет был сильно подорван. Хотя ведуны и не обладали никакими юридическими полномочиями, результат их работы мог повлечь за собой не меньшие наказания, чем любой судебный процесс.

Приведенные выше примеры выставляют колдунов в плохом свете. Они предстают перед нами мошенниками, которые обладают слишком большой властью и по вине которых страдают остальные. Но это не совсем справедливая картина. Безусловно, существовали мошенники, пользовавшиеся доверием людей, – как и сегодня есть множество шарлатанов, – но вполне вероятно, что подавляющее большинство искренне верило в свои силы. Вся ирония заключается в том, что до нас дошли в основном записи только тех случаев, когда в служебной магии что-то пошло не так. На каждую жалобу на ведунов из тех, что сохранились в записи, почти наверняка приходятся десятки случаев, когда они действительно помогли. Однако довольные клиенты не представляли интереса для суда, поэтому успехи редко фиксировались и доходили до потомков. Зато мы понимаем, что церковные старосты Тэтчема, герцог Лэнгли, герцогиня Глостер и Элис Уайт неспроста доверили свои проблемы ведунам. Им наверняка было известно о случаях, когда те смогли помочь и поэтому получили свои рекомендации.

Несмотря на изложенное выше общее правило, в судебных документах иногда встречаются свидетельства того, что ведуну действительно удалось удовлетворить запрос клиента. Например, дело Джона Честра, которому в 1375 году было предъявлено обвинение в том, что он не смог установить личность грабителя. На первый взгляд, Честр кажется таким же шарлатаном, как и Беркинг. Клиент Честра, Джон Портер, заплатил крупную сумму за то, чтобы найти похитителя своих вещей. Из сохранившихся записей неизвестно, что именно украли у Портера, но, видимо, что-то ценное, раз он отдал девять шиллингов и два пенса, чтобы это вернуть. Неудивительно, что Портер испытал сильное разочарование, узнав, что Честр ничего не нашел. Чувствуя себя совершенно обманутым, Портер подал на мага в суд в Лондоне.

Честр был вызван для собственной защиты в морозный день конца января. Суд Хастинга рассматривал различные дела по общим основаниям под председательством мэра и олдерменов в здании Гилдхолл. Краткий обзор других лиц, выступавших в суде в тот день, дает представление о том, каким широким спектром дел занимались олдермены, и о том, какими большими полномочиями обладал Лондон. Поскольку Хастинг был единственным судом, куда допускались «иностранцы» – все, кто не являлся резидентом города, – Честру пришлось дожидаться приема в окружении самых разнообразных персонажей. Первым перед мэром предстал Джон, епископ Македонии (возможно, дипломатический делегат, имевший титул епископа, или епископ в изгнании), который публично выплатил долг в 23,5 марки в пользу импортера пряностей и перца Стивена Атте Вуда. Скорее всего, для того, чтобы за один день уладить все дела, Стивен остался в суде и заключил торговое соглашение о ввозе четырех тонн олова из Корнуолла. Когда с этим было покончено, перед судом предстал Джон Патин, оштрафованный на 40 шиллингов за попытку нарушить правила своей гильдии. Патин изготавливал стрелы и перья, но послал в Лондон подмастерье, чтобы тот изготовил длинные луки по его заказу. Мастера стрел трудились отдельно от лучников: изготавливая луки, Патин фактически крал у тех работу. Вероятно, сумма штрафа была столь высока потому, что мастера по изготовлению луков и стрел выделились в самостоятельные профессии только в 1371 году и между ними тут же возникло ожесточенное соперничество. Патин не хотел отказываться от своего мастерства лучника, чтобы специализироваться только на стрелах, поэтому неудивительно, что спустя четыре года его уличили в нарушении постановления о разделении ремесел.