– На тебе, – уточняет он. – Я хочу жениться на тебе.

Я смеюсь. Это и правда смешно, даже нелепо. Совершенно бредовая идея, возникшая из ничего. Можете не сомневаться: за все тридцать с лишним лет нашей дружбы между нами не было ничего, ничего, что могло бы привести к такой мысли.

– Ты вовсе не хочешь жениться на мне, – уверенно отвечаю я. – Я знаю, что это такое. У тебя приступ ежегодной экзистенциальной тревоги, связанной с поездкой домой на День благодарения. Это кризис «Тэнди», все просто и понятно. И женитьба на мне его не разрешит.

Он смеется и говорит:

– Нет. Дело вовсе не в «Тэнди».

Ладно. Тут стоит сделать маленькое отступление и объяснить, что такое «Тэнди». Это гриль-бар в нашем родном городке. Каждый год, когда мы с Джадом приезжаем домой на День благодарения, мы по давней традиции встречаемся в «Тэнди» с нашими бывшими одноклассниками сразу после того, как проводим дежурный вечер с семьей и желаем родителям спокойной ночи. Вся наша школьная компания собирается в «Тэнди» и сидит там до закрытия.

Поначалу вечера в баре сводились к тому, что все пили пиво и жаловались на родителей. Потом на пальцах «сторонниц раннего брака», как называет их Джад, начали появляться помолвочные кольца с бриллиантами, а затем пошли разговоры о детях. (Это было терпимо, с этим мы как-то справлялись.) Но теперь, когда нам всем уже далеко за тридцать, каждый второй из нашего бывшего класса обзавелся не только спутником или спутницей жизни, но и несколькими детьми. Настоящими детьми. И это уже не младенцы, а вполне взрослые дети среднего школьного возраста. И еще ипотека! И микроавтобусы для всей семьи! И счета от стоматолога!

А что есть у нас?

По стандартам «Тэнди» – ничего. (Мой неудавшийся брак был настолько коротким, что я даже не успела похвастаться мужем перед одноклассниками.)

Не буду врать: наш обратный путь в поезде превращался в подобие древнегреческой трагедии со скрежетом зубов, горестными причитаниями, разрыванием одежд и тому подобным. В основном в исполнении Джада, если хотите честно. Он часто причитает, что несчастен и жалок, хотя это бред. У него все прекрасно. У нас обоих все хорошо. Просто у нас нет вторых половинок и детей. В этом плане мы отстающие.

Наши одноклассники не понимают ценности того, что у Джада есть собственный фитнес-центр с тренажерным залом. О Джаде даже писали в «Нью-Йорк пост»: была заметка о том, как мастерски он заставляет старушек качать пресс. Они также не понимают, что я работаю в крупном нью-йоркском издательстве и что однажды мне довелось пообщаться с Энн Тайлер[3]. И что у меня есть десять черных легинсов и четырнадцать черных водолазок, и я хожу на презентации книг и ужины издателей. И что мы с Джадом постоянно встречаемся со знаменитостями, заказываем еду на дом в три часа ночи и знаем все хитросплетения нью-йоркской системы метро, даже загадочное расписание по выходным. Мы понимаем, что такое индексация арендной платы, я вас умоляю!

И еще я пишу настоящий роман. Я сейчас на сто тридцать пятой странице, и это очень хороший темп, если учесть, что я работаю с утра до ночи и могу заниматься своей рукописью только по вечерам или утром в субботу в «Старбаксе».

Но нет: у нас нет детей, гаражей на две машины и собственного участка. И чаще всего я не готовлю домашний ужин, а ем блюда, взятые в кафе навынос, – прямо из пластиковых контейнеров, стоя у раковины на кухне, только-только примчавшись домой с работы, когда все нормальные люди уже ложатся спать.

Но мне нравится нью-йоркская жизнь. Я сама ее выбрала. Еще в детстве я поняла, что не хочу оставаться в Нью-Гемпшире, и сбежала при первой возможности. Поступила в Нью-Йоркский университет и осталась в этом городе. Джад приехал в Манхэттен десять лет назад. Не из-за меня, а потому, что пока искал работу и возможности для нового старта, он получил место персонального тренера в одном из нью-йоркских спортзалов. У меня есть подозрение, что на самом деле он приехал сюда потому, что процентное соотношение супермоделей на душу населения в Нью-Йорке значительно выше, чем на нью-гемпширской ферме. (Этот парень умеет ценить красоту.)