Это означает, что благодаря спасению колдуна спасение становится возможным для всей общины, ей открывается путь к «избавлению». В этом смысле колдун оказывается самым настоящим магическим Христом, посредником бытия-в-мире для всей общины, спасителем от угрозы небытия[12].
Формулировка «магический Христос» пользовалась и пользуется заслуженной славой благодаря своей экспрессивности: подобно Христу, шаман становится для всех источником спасения, однако понимается оно совершенно иначе, чем христианский идеал, принадлежащий к радикально «другому» порядку ценностей. Сверхъестественная власть, которой наделен шаман, принадлежит к многовидному сонму паранормальных способностей – таких, как ясновидение, телепатия, пророчество, телекинез, глотание огня и т. д. – существование которых составляет одну из отличительных черт магического мира, очевидно, наиболее проблематичных в глазах западных наблюдателей. Идет ли речь о реальных способностях? Этот вопрос вызвал больше всего дискуссий (ответы на него чаще даются отрицательные) и, кроме того, подготовил почву для лабораторных экспериментов, не лишенных интереса и призванных принести «научно» убедительные результаты, на которые не оказала влияния предубежденность исследователя.
Де Мартино отдает должное этой дискуссии, но дистанцируется от нее, предлагая иную постановку проблемы, соответствующую теоретическим и методологическим принципам собственной исторической этнологии. Он отмечает, что
…проблема реальности магических способностей заключается не только в их природе, но также и в нашем понятии реальности, так что наше исследование охватывает не только субъект суждения (магические способности), но и сам приписываемый ему предикат (концепт реальности)[13].
Это замечание отсылает к основополагающей для этнологии теме: преодоление европоцентрического менталитета, которое требуется как conditio sine qua non [необходимое условие] для понимания культурно чуждого во всех его проявлениях. В рассматриваемом случае принимать в качестве критерия для суждения наше понятие реальности означает придавать ему универсальную значимость, в то время как в действительности применимость его ограничивается пределами западной цивилизации: такой подход исключает возможность объективной оценки магических способностей в историко-культурных терминах. Для этой цели необходимо принять линию мышления, опирающуюся на принцип культурного релятивизма и предполагающую осознание того, что любая цивилизация придает реальности специфическую форму, сообразную тем культурным предпочтениям, которые для нее характерны. Из этих предпосылок вытекает специфический вопрос: из каких критериев следует исходить, чтобы разрешить запутанный вопрос о реальности магических способностей?
Вопрос о том, реальны ли магические способности, и в какой мере, не может быть решен без принятия в расчет смысла реальности, которая исполняет здесь функцию предиката в суждении. Однако этот смысл может быть постигнут только посредством исследования исторической драмы магического мира[14].
Размышления, которые мы встречаем в этом отрывке, нацелены на то, чтобы под новым углом посмотреть на историческую драму магического мира, в центре которого – как будет видно далее – неустойчивое человеческое присутствие, неуверенное в себе, а значит, нуждающееся в защите со стороны культуры и утверждении себя в качестве «субъекта». Эта драма разворачивается на фоне реальности, которая сама текуча, неустойчива и находится в процессе становления. В западной цивилизации, напротив, реальность существует в форме наличной данности и, следовательно, непроницаема для магических сил. Контрастное сравнение, основной прием этнологии Де Мартино, высвечивает и другие аспекты проблемы: экспериментальная наука о природе, развившаяся на Западе, предполагает представление