Дождь заканчивался, и гроза уже как десять минут назад прошла. Моти устроился на своей маленькой лежанке внутри коробки и, ковыряясь пальцем в зубах, смотрел в потолок, пока его пузо, словно шар, торчало из-под майки:

– Вот же гроза разошлась, гадкая! – Моти кинул щелчком пальца кусочек макаронины. – И почему же у нас не бывает нормальной солнечной погоды? – зевнул он вместе с этим вопросом и, поёрзав на боку, начал засыпать. И никто, даже Моти, не услышал, как во время грозы обвалилась старая обсерватория, оставив лишь торчащие у основания балки и местами сохранённые куски кирпичных стен.

Только через две недели Суд постановил, что в момент обрушения в обсерватории никого не было и никто не пострадал, а значит её можно просто снести. И только некоторые жители города N шептались между собой, что в той обсерватории жил какой-то сумасшедший старик, что собирал он хлам на улице, да и что выглядел он крайне непрезентабельно, а значит и говорить тут не о чем.

Уже как три часа Мистер Баббингтон перекладывал флакончики из одной коробки с надписью «ДоставкАда» в другую с надписью «Алчность». На обратной стороне каждой колбы была прилеплена маленькая этикетка с надписью: «Не растворять в воде», «Хранить в недоступном для детей месте» и «По истечении срока годности – сжечь». Вторник – сортировочный день, когда в Магазинчик грехов доставляли партии товара, тщательно приготовленные чертями в Преисподней. И это не могло не удивлять.

Достаточно долгое время, даже после того, как Мистер Баббингтон вышел на службу, он думал, что Преисподняя по своему предназначению есть не что иное, как место для страданий грешных душ и что всё там ужасное, одичалое и крайне пренеприятное, начиная от вездесущих зловоний, заканчивая криками, насилием и всем прочим, о чём людям так неприятно говорить. Но каково же было его удивление, когда сам, чуть не угодив на восьмой круг, Мистер Баббингтон увидел слажено работающих там чертей. Они всё время над чем-то пыхтели и вкалывали, мастерили и сооружали, гнули хребтину и надрывали пупы, а главное – пахали как лошади и работали до седьмого пота. Мистер Баббингтон неоднократно вспоминал эту картину, когда думал о том, что ему надоело продавать грехи и стоило бы заняться чем-то другим подоходнее. Восхищался же Мистер Баббингтон именно самой структурированностью Преисподней, её слаженной работой и товарищеским трудом. Никто из грешников не имел привилегий, и если все страдали, то страдали одинаково. Так сказать, по-товарищески. А доставка была лишь маленькой частью той структурированной жизни Преисподней, которой наш главный герой восхищался.

Вторник, как и было упомянуто ранее, был днём, когда все привезённые грехи сортировали по объёму, виду, сроку годности (а ты как думал, дорогой читатель? Грехи тоже могут пропадать, забываться где-то на полках и, найденные через какое-то время, становиться чёрной жижей. Поверь, такое лучше не нюхать и, не дай чёрт, пить!). Как и говорилось ранее, Баббингтон уже три часа сортировал всё по ячейкам в подвале Магазинчика. Вся Гордыня, Зависть и Гнев уже были рассортированы. В коробке нашлась одна разбитая колба Обжорства, но, учитывая, что валялась она почему-то среди партии Зависти, можно списать это на невнимательность какого-то чёрта.

До Времени Призыва оставалось ещё сорок минут, но в главном гостином зале показались Стервелла и Чертыхтынг. Они, слегка нервные, оживлённо обсуждали что-то между собой и спускались в подвал к Мистеру Баббингтону, чтобы напомнить о предстоящей планёрке.

–Ты точно свалил нужное количество горящих песков? – услышал Баббингтон голос Стервеллы.