Кира тяжело дышала, постоянно трогала одной рукой другую, разглаживала воображаемые складки на подоле и, видимо, волновалась.

– У-ля-ля, да ты… волнуешься? – Я быстро подошёл к ней, специально провёл широким жестом руки сверху вниз и одарил её самой лучезарной из своих улыбок, чтобы дать ей понять, что выглядит она более чем шикарно.

– Заткнись, я не знаю. Что это вообще такое? Пойду переоденусь, – она слегка смутилась и явно не поняла моего комплимента.

– Хей, ты выглядишь чудесно, пойдём. – Я успел схватить её за руку, заглянул в её красивые, с металлическим блеском глаза и постарался передать ей максимально комфортное, спокойное состояние, на которое только был способен.

– Думаешь, ей понравится? – Кира спросила меня с надеждой, и я увидел в ней не взрослую женщину, которая отстаивает интересы зеркал и может справиться с любой проблемой, а маленькую девочку, желающую получить улыбку матери и её нежные объятия. Это так мило! Жаль, у меня такого не будет…

Я кивнул, снова сделал широкий жест рукой, собрал руки в щепотку и сделал смачный «муа» с раскрытием пальцев. Она хохотнула, и я почувствовал её игривую радость и предвкушение. Наверно, они были её. Пока тяжело разбирать, где и чьи эмоции и чувства. Я снова сделал широкий жест рукой, предлагая опереться на мою руку слабой и беззащитной женщине (ха-ха, это Кира-то слабая и беззащитная?). Слишком много широких жестов – в этом весь я, шикарный и бесподобный. Ха-ха!

– Итак. Что мы знаем? – я решил обсудить то, что уже несколько дней вертелось на языке и ждало какого-то логического разъяснения и расфасовывания по подписанным коробочкам сознания.

– Мы знаем, что мы не инопланетяне, а такие же люди, как и остальные, – она быстро подхватила тему, как будто только этого и ждала. Чёрт, надеюсь, что на нервной почве у неё не развилась способность читать мои мысли? Только этого сейчас не хватало: краснеть и объяснять, откуда возникли эти мысли. Ну, вот эти вот, ага. А вот эта мысль ничего, кстати!

– И что зеркала появились из-за высокого уровня разви тия эмпатии. Сначала люди просто хорошо чувствовали друг друга, их это сближало. Затем начали испытывать боль, переживания другого человека, – и это помогало лечить болезни и справляться с расстройством. Но потом всё стало более…

– Личным, – закончила Кира, и я кивнул. – Всё стало более личным, и мы как будто потеряли собственную индивидуальность, растворившись в ощущениях окружающих людей.

– Но потеряли ли? Вот ты же только что чувствовала растерянность и волнение, когда выходила из дома, я же почувствовал!

– Давай не будем «тыкать» и расклеивать ярлыки, – перебила она и даже как-то больновато, с силой сжала мою руку. – Я не уверена, что это мои чувства и эмоции, поэтому пока не будем это обсуждать, хорошо?

– Хорошо, но тем менее! Почему ты думаешь, что мы потеряли свою индивидуальность? Просто она сейчас находится под слоями чужих эмоций, даже чужих жизней, но она там точно есть. А ещё мы знаем, что мы можем контролировать, что отражать, а что пропускать…

– Но это не точно!

– Согласен, этому надо учиться и проверять.

– Но зато, мы знаем точно, что от контакта двух зеркал землетрясения не случается и всё хорошо.

Кира посмотрела на меня украдкой, и мне показалось, что это снова налёт надежды. Ей, как мне кажется, сейчас очень нужна надежда и уверенность, и я постарался ответить максимально уверенным голосом:

– Да, всё хорошо. И ты наконец-то сможешь увидеть маму!

Кира с благодарностью ускорила шаг и практически вбежала по лестнице к входной двери. Её энтузиазма даже хватило на то, чтобы не мяться у порога, а сразу уверенно постучать три раза.